Сочинения в двух томах

Варсава. Мы-то божиею милостию рабы господни и дерзаем благовестить божию славу сию:

Как злость трудна и горька, Благость же легка и сладка.

Даймон. Что есть благость?

Варсава. То же, что нужность.

Даймон. Что есть нужность?

Варсава. То, что не есть злость.

Д а й м о н. Что есть злость?

Варсава. То, что не есть благость.

Даймон. Откуда родится нужность?

Варсава. Она есть ветвь благости и блаженства.

Даймон. Благость же и блаженство откуда есть?

В а р с а в а. Сия ветка от древа жизни.

Д а й м о н. Где есть древо жизни?

В а р с а в а. Посреди плоти нашей.

Д а й м о н. Что есть древо жизни?

В а р с а в а. Есть закон ума.

Д а й м о н. Что есть закон ума?

В а р с а в а. Свет тихий святой славы, бессмертного отца небесного… Образ ипостаси его, ему же слава вовеки. Аминь.

Бес, несколько будучи смущен и водрузив очи в землю, помышлял в себе, негодуя на странности ответные. После же вопросил: «Ныне ли узаконяешь? И подлагаешь в основание лживую твердь сию, нужность не трудна?»

В а р с а в а. Аминь говорю тебе: сколь что нужнее, столь удобнее.

Д а й м о н. Ты ли написал 30 притчей [573] и дарил оные Афанасию Панкову?

В а р с а в а. Воистину так есть. Сей есть друг Вар- саве.

Д а й м о н. Помнишь ли едину из них, в которой беседует Буфон со Змиею, обновившею юность?

В а р с а в а. Помню. Я оную притчу увенчал толкованием таковым:

Чем большее добро, Тем большим то трудом Ограждено, как рвом[574].

Д а й м о н. А–а, новый архитектон[575]! Ныне-то ты мне попал в силок.

В а р с а в а. Исповедую согрешение мое.

Д а й м о н. Видишь ли, как брань на тебя твоя же воздвигает слава.

В а р с а в а. «Если говорим, что греха не имеем, себя прельщаем…»

Д а й м о н. Или же заколи новую твою славу ту: «Нужность не трудна».

В а р с а в а. Новое чудо боголепное — заколю ли?

Д а й м о н. Или если поборяешь по ней: преступника в себе обличаешь, разоряя созданную самим тобою прежнюю ограду, оградившую трудом дом (как великолепно написал ты), всякое благо.

Варсава. Не я бог и согрешаю, не я опять — [таки| бес и каюсь.

Д а й м о н. Ох! Слова твои взбесили меня. Иди за мной, сатана! Не о покаянии слово мое. Но разумеешь ли, что грех нарицается по–эллински ijiap-ceia, гласит же: преступление, буйство, заблуждение, безумие…

В а р с а в а. Вельми разумею. Грех есть слепота душевная.

Д а й м о н. Почто же, слеп будучи, слепцов дерзаешь, узаконивая странную и неслышанную славу?

В а р с а в а. Почто? Того ради, что каюсь.

Д а й м о н. О ворон ночной! Кайся, раскайся, окаи- вайся… но не будь творец догматов новых.

В а р с а в а. Кто же может каяться и прийти на иное, не поставив прежде новой судьбы и нового рока в основание? На чем станет? Ведомо, что дух покаяния стоит на каменном острове, поправ прежнюю злобу, облобызав же новую благодать. Сия благодать есть новый адамант, подла- гаемый в основание новозиждемому граду святому. Она есть вечное зерно, откуда произрастает древо нетленных плодов и нового века. Сего ради всуе разделяешь нераздельное. Каяться — узреть берег новой славы, начать новую жизнь новым сердцем, новыми плодами — все сии ветви суть от единого древа и есть одно и то же. Как утро, свет, солнце, луч, день есть то же. Как же сказал ты мне: «Кайся, но не будь творец догматов новых»?

Д а й м о н. Перестань, говорю, высокобуйствовать! Оставь спор и облобызай слывущую искони в народах славу сию:

ДбзхоХа та хала, so/. oXa та хаха.

Gravissima bonitas, levissima malitia [576].

В a p с a в a. Приложи, если хочешь, и сие:

Dulcissima mala, beatissima mala.

Amarissima bona, miserrima bona [577].

Однако смрада сего отнюдь не вмещает сердце мое. Если будет гортань моя гробом открытым? Если возвратятся мне Лиины очи? Вепрево обоняние? Уста Иудины? Тогда разве облобызаю сию ненужную славу.

Когда Израиль почтет крастелям [578] стерву, тогда и я предпочту вепря Минерве.

Д а й м о н. Так ли? На все академии, на все школы и на все их книги брань воздвигаешь?