Сочинения в двух томах

Салакон. Вот полетел! Не могу вдоволь надивиться разумам сим школярским. «Блаженны-де нищие…» Изрядное блаженство, когда нечего кусать! Правда, что и много жрать, может быть, дурно, однако ж спокойнее, нежели терпеть голод. В селе Ровеньках[618] [619] прекрасную слыхал я пословицу сию: «Не евши — легче, поевши — лучше». Но что же то есть лучше, если не то, что спокойнее? «Не тронь-де чужого…» Как не тронуть, когда само в глаза плывет? По пословице: «На ловца зверь бежит». Я ведь не в дураках. Черепок нашел — миную. Хлеб попался — никак не пропущу. Вот это лучше для спокойствия. Так думаю я. Да и не ошибаюсь. Не вчера я рожден, да и потерся меж людьми, слава богу. Мода и свет есть наилучший учитель и лучшая школа всякой школы. Правда, что было время, когда и нищих, но добродетельных почитали. Но ныне свет совсем не тот. Ныне, когда нищ, тогда и бедняк и дурак, хотя бы то был воистину израильтянин, в котором лести нет. Потерять же в свете доброе о себе мнение дурно. Куда ты тогда годишься? Будь ты, каков хочешь внутри, хотя десятка виселиц достоин, что в том нужды? Тайное бог знает. Только бы ты имел добрую славу в свете и был почетным в числе знаменитых людей, не бойся, дерзай, не подвигнешься вовек! Не тот прав, кто в существе прав, но тот, кто ведь не прав по исте, но казаться правым умеет и один только вид правоты имеет, хитро лицемерствуя и шествуя стезею спасительной оной притчи: концы в воду[620]. Вот нынешнего света самая модная и спасительная премудрость! Кратко скажу: тот един счастлив, кто не прав ведь по совести, но прав по бумажке, как мудро говорят наши юристы[621] Сколько я видал дураков — все глупы. За богатством-де следует беспокойство. Ха–ха–ха! А что же есть беспокойство, если не труд? Труд же не всякому благу отец. Премудро ведь воспевают русские люди премудрую пословицу сию: «Покой воду пьет, а непокой — мед». Что же даст тебе пить виновница всех зол — праздность? Разве поднесет тебе на здравие воду, не мутящую ума?

Кому меньше в жизни треба, Тот ближе всех до неба.

А кто же сие поет? Архидурак некий древний, нарицае- мый Сократ. А подпевает ему весь хор дурацкий. О, о! Весьма они разнятся от нашего хора. Мы вот как поем:

Жри все то, что пред очами, А счастие за плечами. Кто несмелый, тот страдает, Хоть добыл, хоть пропадает. Так премудрый Фридрик судит, А ум его не заблудит.

Между тем как Фридрик мудрствует, прилетела седмица тетеревов и три племянника его. Сие капральство составило богатый и шумный пир. Он совершался недалеко от байрака, в котором дятел выстукивал себе носиком пищу, по древней малороссийской притче: «Всякая птичка своим носком жива».

Подвижный Сабашик пролетал немалое время. Продлил путь свой чрез три часа.

Он послан был к родному дяде пригласить его на дружескую беседу и на убогий обед к отцу. Возвращаясь в дом, забавлялся песенкою, научен от отца своего из- млада, сею:

Не то орел, что летает, Но то, что легко седает. Не то скуден, что убогой, Но то, что желает много. Сласть ловит рыбы и звери, И птиц, вышедших из меры. Лучше мне сухарь с водою, Нежели сахар с бедою.

Летел Сабаш мимо байрака. «Помогай бог, дуб!» — сие он сказал на ветер. Но нечаянно из-за дуба раздался голос таков:

«Где не чаешь и не мыслишь, там тебе друг будет…»

«Ба–ба–ба! О любезный Немее! — воскликнул от радости Сабаш, узрев дятла, именуемого Немее. — Радуйся, и опять твержу — радуйся!»

Немее. Мир тебе, друже мой, мир нам всем! Благословен господь бог Йзраилев, сохраняющий тебя доселе от сетования.

Сабаш. Я сеть разумею, а, что значит сетование, не знаю.

Немее. Наш брат птах, когда попадет в сеть, тогда сетует, сиречь печется, мечется и бьется об избавлении. Вот сетование.

Сабаш. Избави, боже, Израиля от сих скорбей его!

Немее. А я давеча из того крайнего дуба взирал на жалостное сие зрелище. Взгляни! Видишь ли сеть напяленную? Не прошел час, когда в ней и вокруг нее страшная совершалась будто Бендерская осада [622]. Гуляла в ней дюжина тетеревов. Но в самом шуме, и плясании, и козлогла- совании, и прожорстве, как молния, пала на них сеть. Боже мой, какая молва, лопот, хлопот, стук, шум, страх и мятеж! Нечаянно выскочил ловец и всем им переломал шеи.

Сабаш. Спасся ли кто из них?

Н е м е с. Два, а прочие все погибли. Знаешь ли Фрид- рика?

Сабаш. Знаю. Он добрая птица.

Немее. Воистину тетерев добрый. Он-то пролетел мимо меня из пира, теряя по воздуху перья. Насилу я мог узнать его: трепетен, растрепан, распущен, измят… как мышь, играемая котом: а за ним издалека племянник.

Сабаш. Куда же он полетел?

II е м е с. Во внутренний байрак оплакивать грехи.

Сабаш. Мир же тебе, возлюбленный мой Немее! Пора мне домой.

Немее. А где ты был?

Сабаш. Звал дядю в гости.

Немее. Я вчера с ним виделся и долго беседовал. Лети ж, друг мой, (и спасайся, да будет) господь на всех путях твоих, сохраняющий вхождения твои и исхождения твои. Возвести отцу и дяде мир мой.