Сочинения в двух томах

Так как из всех потерь потеря времени наитягчайшая, то даже одно мгновение из этих ангельских дней так ценно, что превышает все, что мы имеем, даже самое себя, настолько, насколько время превышает другие владения. Теперь наконец наш внутренний человек, не отягченный плотью, как бы освободившись от оков или получив новые крылья, поднимается высоко наподобие тоо агтоо [820], парит, носится и летает в неизмеримых небесных просторах, как по равнине открытых полей, стремясь проникнуть и достигнуть itpo<; то хаХ/чО^ то ftelov[821], где ангелы непрерывно взирают на то тгрбаштгом тои тохтрос[822], радуясь человеческому жребию. О, эти дни приятные, нектарные, никаким делом не нарушающие ценность всего, даже п ценность дней! О трудный первый и суровый пост, куда ты нас ведешь? Так всякая добродетель и всякое благо вначале представляются горькими, а под конец услаждаются. О мой дражайший Михаил! Остерегайся эти деньки расходовать на пустое! Познай сокровища, познай удел свой, который намного лучше удела персидских царей. Чего нам бояться, если мы здесь отдыхаем? Временем покупается небо, даже сам бог. Я никогда не перестану убеждать тебя, чтобы ты посвятил себя не вульгарным музам, а прекрасным делам, презираемым толпою, тем книгам, которых, как говорит Мюре [823], «редкая касается рука». Не могу не воспользоваться, как шпорой, следующими словами нашего Эразма: «Помышляй о том, что нет ничего более преходящего, чем юность». Пусть также всегда присутствует в твоей душе следующее изречение Плиния [824]: «Потеряно то время, которое ты не употребишь на занятия». Если бы я должен был побуждать тебя, то я скорее умер бы в эти часы более охотно, чем перестал бы это делать, незавимисо от того, благоприятно ли это или нет. Придет время, отягченные пищею и питьем, мы склонимся к земле, не имея силы поднять вверх прекраснейшие очи души. Теперь же, когда этот, как говорит Марон [825], огонь простого дуновения свободен и деятелен, зачем перестанем мы залетать ei<; oopavov [826]? Зачем не будем мы упражнять его крыльев, чтобы когда-нибудь достигнуть нам того утоляющего всякую жажду предела и цели, о которых наша дражайшая родительница — церковь поет: /'«Желаний край — верных утверждение»/⁷ и проч.

Не хочется кончать, однако кончаю. Будь здоров, моя душа!

Твой Григорий Саввич

7 февраля

29

(Январь — февраль 1763 г.]

//«Да не будет бегство ваше в зиме»,/

Пока свирепствует зима, моряк не отвязывает кораблей,

Но ожидает приятных времен тихой весны.

Ждите и вы дня господнего, когда святой дух

Своим пламенем все расплавит.

Если дерзнешь вдруг вверить себя мирскому морю,

То какие волны тебе терпеть?

Итак, избегай плавать в тумане,

Чтобы ты безрассудно не выбрал жизненного пути.

Держись гавани, пока Xptaxo; as 8i8aЈet [827].

Дорога ночью ненадежна, ненадежно и море зимою.

Увы! Христос немногих спасает из морских волн.

Увы! Скольких поглощает морская волна!

Если ты не испытал, как опасно море,

То заимствуй опыт из несчастий других.

Сатана увлекает в волны даже осторожные сердца.

Что же происходит с теми, кто лишен осторожности?

А ты, находясь в гавани, спокойно чти святых муз.

О, счастлив ты, если обладаешь своими благами!

Дражайший Михаил!

«Н&ои ev тф xuptcp![828]

Если оставить в стороне книгу, то что для меня сладостнее, чем болтать со своими друзьями, из которых хоросрт] si[829]. Боюсь только, что не вовремя тебе надоедаю, когда тебя, может быть, занимают более важные заботы. Ибо подозреваю, та; &1атрфа;, та;, a^oAaaTixa; [830]. Кратко мне об этом напиши.

Будь здоров, дражайший.

Твой Григорий

30 [15 февраля 1763 г.1 Здравствуй, благороднейший Михаил!

Итак, too xopioo етсисо&еТ; [831]. Поэтому эти твои письма для меня слаще, чем нектар. А еще больше — твоя душа благороднейшая xat ov-co; 8lov! [832] Теперь только я познал, что ты не из рода коршунов, но от крови twv p/Tpwv aeTajv [833], которые стремятся к высшему и, презирая нетопырей с их сумраком, жаждут солнца. О, если бы этот голос я чаще от тебя слышал! Я бы не желал никакой амброзии. По–видимому, ты уже имеешь то, к чему стремишься: ты так просишь, так молишь. О юноша, наиболее достойный Христа, ты почти исторг у меня слезы, ибо редкая, исключительная радость обычно сопровождается слезами. Господь не ошибается. Кто всем сердцем просит, тот уже имеет. Ты так желаешь господа. Но остановись немного, моя душа, немного остановись. Ведь когда ты получишь, ты скажешь, что самое коротенькое время было слишком продолжительным. Позади тебя стоит Христос. И трепещет от желания дать, но еще не…

Держись и терпи. Этот труд когда-нибудь тебе принесет пользу, по крайней мере в течение восьми лет.

Будь здоров, моя радость!

Более всего любящий одного тебя

Григорий

32

[Начало второй половины февраля 1703 г.]

Здравствуй, дражайший любитель муз Михаил!