Сочинения в двух томах

Памва. Чудный образ, по которому велено приносить в жертву птиц. Велит оторвать голову и сцедить кровь долой. «Да отторгнет главу его (голубову) и исце- дит кровь». Так же велит отлучить гортань с перьями и бросить против востока, там, где пепел: «Пусть отлучит гортань с перьем и бросит ее от алтаря на восток, на место пепла». Голубя не велит так, как скота, разделять, а только: «Да изломит его от крыльев и да не разделит». Такая-де жертва — запах благовония господу.

Вот вам поварня и дурачество божие!

БЕСЕДА, НАРЕЧЕННАЯ ДВОЕ, О ТОМ, ЧТО БЛАЖЕННЫМ БЫТЬ ЛЕГКО

Персоны: Михаил, Даниил, Израиль, Ф а р р а, Н а е м а н

Ф а р р а. О Наеман! Утешь меня, друг мой…

Н а е м а н. Кто тебя перепугал, брат Фарра? Дерзай! Мпр тебе! Не бойся! Конечно, ты сидел в сонмище тех: «Гроб открыт — гортань их…»

Ф а р р а. Те-то сирены наполпилп мой слух и сердце жалостным смущенным пением[223].

М и х а и л. Для чего ж ты себе ушей не закупорил воском так, как древний Улике[224]?

Ф а р р а. Тайна спя мне неизвестна. А знаю, что они мне напели много чудес, обескураживших сердце мое. Не чудо ли сие? Есть-де в Европе некий пророк, святой Неремей. Он нашел пз трав сок, обновляющий ему и друзьям его молодость, как орлиную юность. Выслушайте второе чудо. Некий доктор медицины питался хлебом только и водою и жил без всяких болезней лет 300. На вот и третье! Некий калмык имеет столь быстрые очи, что яснее и далее видит, нежели какая–лпбо зрительная трубка. Вот чем меня пленили сладкогласные сирены! А мои очи день ото дня слабеют. Не чаю прожить и 20 лет. Кто же мне и какая страна обновит юность? Век мой оканчивается…

М и х а и л. О Фарра! Не тужи, друг мой. Мы замажем уши твои воском, медом и сотом: вечностью. С нами бог, разухмейте, о невежи! II совет ваш и слово разорится, ибо с нами бог. Услышите господа сил, того освятите. «Тот будет тебе в освящение, если будешь уповать на него». А иначе вся ваша крепость, о язычники осязающие, язычники неверующие, будет вам камень преты- кания, и камень падения, п падеж сокрушения. «II сокрушатся, и приблизятся, и взяты будут люди, в твердыне своей находящиеся». О друг мой Израиль! Блаженны мы, ибо богу угодное нам понятно.

Израиль. Взгляни на меня, Фарра. Почто ты пленился лестным твоих спренов пением? Вот влеку тебя на камепь претыканпя и падения. Почто, забыв господа, святишь то, что не есть святое? «Тот будет тебе в освящение, если будешь уповать па него». Друзья Иеремшшы соста- реют, опять безболезнпе докторово прервется, а очи Калмыковы потемнеют. «Терпящие же господа обновят крепость, окрылатеют, как орлы, потекут и не утрудятся, пойдут п не взалчут».

Дани и л. Слушай, Фарра! Разумеешь ли, что значит освятить?

Ф а р р а. Ей–ей, не разумею! Научи меня!

Дании л. Освятить — значит основать и утвердить. Святое же — значит незыблемое, неподвижное… Когда Исайя воппет: «Господа сил, того освятите», тогда значит, что он один есть свят, т. е. камень тверд, чтобы безопасно основать нам нашего счастия храмину, а не дерзали бы мы святить ни одной твари, как клятву и песок. «Всякая плоть — сено». Слово же божие, сиречь основание, сила и дух, пребывает вовеки. Адамант сам собою тверд есть, а мы, только почитая его таковым, делаем твердым. И сие-то есть: «Будет тебе во освящение, если будешь уповать на него». Спречь освятит тебя и утвердит счастия твой домпк вечно и неподвижно, если, мппув дряпь, весь песок и сено, почтешь единого его святым и твердым.

Ф а р р а. Ай, друг мой Даниил! Не худо ты судил.

Дай и и л. Плюнь же, голубчик мой, на Веремиеву юность, на докторово тристалетие и на калмыцкие глаза. Истинная дружба, правдивое счастие и прямая юность никогда не обветшают. Ах, все то не наше, что пас оставляет. Пускай будет при нас, пока оставит нас. Но да знаем, что все сие неверный нам друг. Один умирает в 30, а другой в 300 лет. Если умирать есть несчастье, так оба бедны. Не велика в том отрада тюремнику, что иных в три часа, а его в 30 дней вытащат на эшафот. Какое же то мне п здоровье, которому концом слабость? Какая то мне молодость, рождающая мне старость? Ах! Не называй сладостью, если рождает горесть. Не делай долготою ничего, что прекращается. Не именуй счастием пичего, что опровергается. От плодов и от конца его суди всякое дело.

Не люблю жизни, печатлеемой смертью, и сама она есть смерть. Конец делам, будь судьей!

Не то орел, что летает, Но то, что легко седает. Не то око, что яснеет, Но то, что не отемнеет[225].

Вот тебе прямое око, как написано о друге божпем: «Не отемнелп очи его, ни истлели уста его».

Ф а р р а. О Наеман, Наеман! Утешь меня, друг мой!

Н а е м а н. О любезная душа! Околдунил тебя голос сладкий, сиренскпй голос, влекущий лодку твою на камни. Ей! О сих-то камнях голос сей Исапи: «Приблизятся, и сокрушатся, и падут». «Наполнятся дома шумом, и почиют тут сирены». Но не бойся! Господь избавит тебя. Положит тебе в основание камень многоценен, краеуголен. «Тогда спасешься и уразумеешь, где ты был».