— Я советовал бы вам от души поменьше интересоваться этой подозрительной личностью. Мистер Бэнтам скажет вам, вероятно, то же самое!
— О, Бэнтам! — воскликнула Джесси. — Смотрите, он беседует с девицами из казино, а не далее как вчера он уверял, что они становятся выносимы только тогда, когда выходят замуж за лордов. А теперь он, словно отец-исповедник, беседует с ними!
— Я должен сознаться, что мисс Лотти Каустон весьма интересная девушка и что ее подруга — ее, кажется, зовут Дора — прекрасная душа, она так мило, так дружелюбно разговаривала со мной и даже обещала прийти послушать мои проповеди в Лондоне.
— Ах, какой прогресс, как это утешительно! Право, вам следует пригласить и «Негодяя». Это был бы прекрасный семейный кружок слушателей!
Викарий неодобрительно покачал головой.
— Вы, как вижу, задумали возродить этого мошенника! Не забудьте только, что я предостерегал вас. Видите, мистер Бэнтам зовет меня, верно, что-нибудь касательно сегодняшнего концерта. Простите, если я покину вас на минуту.
— Я почитаю в ваше отсутствие вашу книгу, — сказала Джесси и расположилась в кресле. Но не прочла она и трех страниц, как ее неудержимо потянуло к обществу живых людей. Она вскочила с кресла и направилась к кормовой части палубы. Почтенный издатель продолжал свое прежнее занятие, а супруга его уже опять убеждала какую-то барышню читать романы, издаваемые ее мужем. Девушек из казино мужчины уговаривали полюбоваться какими-то картинками, и при этом те и другие громко смеялись. Театральный антрепренер растянулся во весь рост в качалке и, сдвинув на лицо панаму, сладко спал. Здесь же, неподалеку, Джесси увидела и «Негодяя». Он стоял совершенно один и, облокотившись на перила, задумчиво смотрел вдаль, в ту сторону, где лежал Американский материк. Его густые черные волосы выбивались из-под охотничьей дорожной фуражечки, высокая фигура как будто утратила свою обычную сутуловатость в костюме из темной фланели, а большие, грустные черные глаза, светившиеся на его немного бледном, чрезвычайно интеллигентном лице, смотрели задумчиво и глубокомысленно. Джесси казалось, что в данный момент он выглядел молоденьким мальчиком, вопреки своему тридцатипятилетнему возрасту, какой ему приписывали здесь, на пароходе.
Поравнявшись с ним, она почти бессознательно остановилась, и ее желание заговорить с ним, пользуясь простотой нравов на палубе парохода, заговорить и познакомиться было так сильно, что она не могла сдвинуться с места. Какое торжество — услышать историю этого «Негодяя» из его собственных уст! Когда-нибудь, не сейчас, конечно! А если нет, то что он мог сделать ей здесь, на пароходе? И, не подозревая даже, что один взгляд, одно слово с этим человеком изменят все ее планы, изменят всю ее жизнь, она необдуманно приблизилась к этому опасному человеку и обратилась к нему с вопросом:
— Ведь вы не можете видеть отсюда Америку, не правда ли? — в тоне и голосе ее слышалась легкая насмешка.
Он обернулся и окинул ее своим проницательным взглядом с головы до ног, заглянул ей в самую душу, как ей показалось. Джесси чувствовала, что от такого взгляда нельзя никуда уйти, и невольно покраснела.
— Почему вы так думаете? — ответил «Негодяй». — Разве мы не можем видеть мысленно то, чего уже не может уловить наше зрение? Я могу видеть теперь Америку так же ясно, как вижу вас, и даже яснее и живее, чем кого-либо из проходящих здесь в нескольких шагах от меня!
И он немного посторонился, чтобы дать Джесси местечко рядом с собой, как будто был уверен, что она останется здесь, подле него.
Она действительно не пошла дальше, а стояла, любуясь волнами и задумчиво следя за их змеиными хребтами. «Негодяй» тоже молча глядел на море, и его вдумчивое настроение как-то невольно передалось ей.
— Как странно! Вы действительно правы, мы видим многое, чего не видят наши глаза! Когда я была еще ребенком, то любила воображать себя кем-нибудь другим и говорила себе мысленно: «Смотри, Джесси смотрит на тебя!» Или когда, бывало, огонь разгорался в камине, мне тоже казалось, что я вижу в нем свое лицо. Мне кажется, что все мы это испытали. Не правда ли?
— Да, я так полагаю, за исключением, конечно, тех случаев, когда человек очень уж много о себе мнит. Человек самодовольный никогда не может отрешиться от своей особы, его самомнение всегда заслоняет ему его истинный облик. Он никогда не хочет беседовать по душам со своим сокровенным «я». Я же особенно люблю всматриваться в оборотную сторону моего «я» в разные моменты своей жизни и каждый раз, когда вспоминаю или думаю о прошлом, то переживаю его еще раз мысленно во всей его реальной полноте. В тот момент, когда вы пришли, я именно переживал одну из таких сцен.
— Ах, расскажите мне, пожалуйста, что-нибудь об этом! Я так бы желала знать! — воскликнула Джесси.
— Прежде я хочу вам задать один вопрос, — сказал он, спокойно глядя ей прямо в глаза. — Зачем вам хочется знать? Это, не правда ли, совершенно резонный вопрос?
— Да, но что я должна вам ответить на него?