Сочинения в двух томах. Том II. История

10. Государство терзали распри; из-за частой смены принцепсов в Риме царила свобода, граничившая с распущенностью; мелкие повседневные дела шли здесь своим чередом под шум потрясавших империю великих событий. Вибий Крисп[248], которому его богатство, власть и таланты стяжали больше известности, чем уважения, возбудил в сенате дело против всадника Анния Фавста, сделавшего при Нероне своим ремеслом сочинение доносов: в начале принципата Гальбы сенаторы приняли решение о том, что они сами будут разбирать дела доносчиков. Это сенатское постановление в одних случаях применялось со всей строгостью, в других о нем едва вспоминали, в зависимости от того, был ли обвиняемый богат или беден, но в общем сохраняло всю свою силу[249]. Крисп набросился на Фавста, донесшего в свое время на его брата[250], со всей страстью лично заинтересованного человека и убедил бо́льшую часть сенаторов потребовать казни Фавста, не выслушав ни защитников, ни его собственных оправданий. Некоторых сенаторов, однако, именно непомерное влияние обвинителя больше всего настраивало в пользу обвиняемого. Они считали, что улики отнюдь не очевидны, что торопиться не к чему и повторяли, что, сколь бы ненавистен и виновен Фавст ни был, надо следовать обычаям и выслушать его. На первых порах сторонники этого взгляда взяли верх, и следствие было отложено на несколько дней, но тем не менее вскоре Фавст был осужден. Его осуждение, правда, не вызвало в обществе того одобрения, которого Фавст заслужил своими пороками. Вспоминали, что и сам Крисп с великой для себя выгодой занимался такими же доносами; словом, все были довольны, что преступление наказано, но никому не нравился тот, кто добился наказания.

11. Между тем для Отона война начиналась счастливо: на его поддержку двинулись войска из Далмации и Паннонии — четыре легиона, каждый из которых выслал вперед авангард из двух тысяч человек и основными силами следовал за ними на небольшом расстоянии. То были созданный Гальбой седьмой, закаленные в боях одиннадцатый и тринадцатый и знаменитый четырнадцатый[251], прославившийся подавлением восстания в Британии, позже отмеченный Нероном как сильнейший легион римской армии и потому долго сохранявший ему верность, а теперь полностью преданный Отону. Эти легионы располагали огромным количеством людей и оружия, а поэтому высоко ценили свою помощь и не спешили. Перед каждым двигались входившие в его состав конные отряды и вспомогательные когорты. Силы, выступившие из Рима, тоже были весьма немалые — пять когорт и конные отряды преторианцев, первый легион и две тысячи гладиаторов — постыдная разновидность вспомогательного войска, которой, однако, в пору гражданских войн не брезговали и более взыскательные полководцы[252]. Командовать этой армией было поручено Аннию Галлу, и он ушел вперед, чтобы вместе с Вестрицием Спуринной[253] занять долину Пада: хотя первоначальный план кампании провалился, так как Цецина тем временем уже перешел Альпы, Отон все же рассчитывал, что вителлианцев удастся остановить в галльских провинциях. Самого Отона сопровождали отборные отряды, составленные из особо заслуженных солдат, остальные когорты претория, преторианцы-ветераны[254] и значительные силы морской пехоты. В походе Отон не выказывал ни изнеженности, ни любви к роскоши: в железном панцире, просто одетый, он шел перед строем, впереди боевых значков, суровый, непохожий на того Отона, которого знала молва.

12. Судьба была благосклонна к замыслам Отона; флот обеспечивал ему контроль над большей частью Италии, вплоть до Приморских Альп, и он поручил Сведию Клементу, Антонию Новеллу и Эмилию Пацензу продвинуться с находившимися под их командованием войсками к этим горам и выйти на границу Нарбоннской провинции[255]. Но Паценз был схвачен и заточен вышедшими из повиновения солдатами, Антоний Новелл не пользовался никаким авторитетом, и командовал фактически один Сведий Клемент[256], заигрывавший с солдатами, потерявший всякое представление о воинской дисциплине и старавшийся, где только можно, начать военные действия. Казалось, что он идет не по Италии, не по полям и селениям своей родины, а опустошает чужие берега, выжигает и грабит вражеские города. Это было тем отвратительнее, что никто и не думал защищаться — на полях кипела работа, дома стояли открытыми. Хозяева, уверенные, что кругом царят мир и безопасность, с женами и детьми выбегали навстречу войскам, и тут их настигала война со всеми ее ужасами. Прокуратором Приморских Альп[257] был в это время Марий Матур. Он собрал местных жителей, среди которых было много молодежи, и задумал, опираясь на нее, преградить отонианцам путь в свою провинцию. Но уже в первой схватке горцы были перебиты или разбежались, как того и следовало ожидать от людей, наспех собранных, не имевших представления ни об устройстве лагерей, ни о едином командовании; таким солдатам и победа не в славу, и бегство не в укор.