Читаем Сочинения в двух томах. Том первый полностью

Мне показалось что он плачет, беззвучно и растерянно, как больной ребенок. Я слышал его прерывающееся дыхание… Он, наверное, хотел броситься вслед за Андреем. Он даже сделал несколько быстрых шагов к забору, но сгорбился и, опустив голову, повернул обратно к крыльцу.

Дверь квартиры он не закрыл. Пробегая через двор, я заметил его в углу комнаты. Он сидел на табуретке, закрыв руками лицо.

Мы догнали Андрея около шахты. С ним шло несколько человек из отряда. Впереди, не оглядываясь, шагал Авдей. Он шел прямо и плавно, словно боясь оступиться с узенькой стежки, видимой только ему. Когда проходили под эстакадой, Гришка Миньков — рыжий, узкоглазый парень, шедший рядом с Андреем, — дернул плечом и легко вскинул винтовку. Не оборачиваясь, только двинув рукой, Андрей отвел ее в сторону.

Авдея заперли в подвале кладовой, и сам комиссар долго возился около засова. У дверей на карауле остался Фадеич, сутулый, тихий, с бледным лицом и задумчивыми глазами старичок.

Я и Семен возвращались с рудничного двора последними. Мы шли вдоль забора и тихо, но яростно ругались. Мы знали, за что был отведен в подвал Авдей: он был арестован из-за Андрюшки, из-за Андрюшкиной злости на отца.

— И что за гадина?! — взвизгивая, хрипел Семен. — Сын! В люльке его удушить, такого!

Мы не пошли в этот день в теплую, пахнущую кожей и табаком комнату Митрия Ивановича. Нам было неизъяснимо стыдно перед ним. Не зная, что делать, весь вечер мы бродили по поселку, собирали махорочные окурки и в конце концов возле конторы подрались с одним кривоглазым парнем с откатки.

Утром следующего дня я видел старика возле казармы холостяков, где жил Андрей. Митрий Иванович стоял, прислонясь к забору, съежившись, словно стремясь укрыться от сильного ветра. Кривая горькая усмешка блуждала по его лицу. Я поздоровался, но вместо ответа он только повернул голову и с трудом повел глазами.

Конечно, он приходил к Андрею просить за нового своего дружка.

В переулке я встретил Семена. Я отвел его на перекресток и молча указал на старика. Семен понял все сразу. Он отвернулся и, скрипнув зубами, пошел обратно вдоль серой барачной стены.

Целый час, может, больше, мы сидели в темной кухоньке молча. Мы слышали, как хлопнула калитка, и видели в щель, как поднялся на крылечко Митрий Иванович.

— Вот человек, — сказал Семен, с трудом пересиливая спазму, и, помолчав, почему-то добавил: — Такое, видишь, счастье…

Мы думали об Авдее, еще вчера смеявшемся золотому шмелю, и о Митрие Ивановиче, с горя забросившем иглу и колодки…

Было не больше десяти часов утра, когда со стороны шахты донесся приглушенный выстрел.

За дверцей шумел ветер. В осторожном его шуме послышался свист, далекий, но резкий.

Потом, как первые капли ливня, выстрелы загремели редко и беспорядочно.

Мы кубарем выкатились на траву. Близко, за домами, заворчал пулемет.

Со стороны конторы по переулку, размахивая винтовкой и зачем-то поминутно поправляя картуз, бежал рыжеволосый Миньков. Он остановился посреди улицы и выстрелил в верхового, вылетевшего из-за угла.

Перескочив через низкий забор, к Минькову подбежали три человека. Среди них был и Андрей. Он дернул рукой и выстрелил в верхового из нагана. За ним торопливо выстрелили двое остальных. Но верховой стремительно приближался, размахивая чем-то сверкающе-белым, словно расплескивая воду над кипящей гривой коня.

За ним из-за угла со свистом и гиком вырвался конный отряд. В нем было не меньше двадцати человек.

Андрей, а за ним и те двое, что выбежали на помощь Минькову, отскочили в сторону и снова перепрыгнули через забор.

Рыжий остался один. Судорожно стуча затвором винтовки, в которой, вероятно, отказал выбрасыватель, хрипло ругаясь, он стоял посреди переулка долгую, томительно долгую минуту, и только когда лошади оставалось сделать может быть, три-четыре прыжка, быстро оглянулся и, ахнув, побежал к забору.

Над его головой сверкнула серебристая шашка, и тотчас на его плечи плеснула багровая пена. Он упал грудью на забор. Лошадь встала перед ним на дыбы, заставив выпрямиться черноусого, налитого багрянцем седока. В это время коротко грохнул выстрел. Это был выстрел нагана, приглушенный и сухой. Черноусый крутнулся в седле, рванул повод и темным клубком скользнул на землю.

Сенька схватил меня за плечо, и мы побежали к калитке. Мы спрятались в кухоньке и крепко придавили поленом дверь. Выстрелы гремели над нашими головами, словно кто-то в деревянных колодках прыгал по дощатой крыше кухни. Потом мы долго слушали тягучую усталую тишину. Банда заняла поселок… Но мы сидели еще не менее двух часов, думая, что это лишь короткое затишье, и вот сейчас опять конница выметнется из-за угла.

От калитки кто-то громко позвал:

— Хозяин!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное