Читаем Сочинения в двух томах. Том первый полностью

— Я извинялся… — кланяясь, покорно проговорил немец, и в этом извинении Трифонову снова послышалось: «Не ломайся»… — Итак, вы разрешал переходить на деловая часть?

Трифонов молча кивнул головой и, следя за неторопливой, осторожной жестикуляцией гостя, невольно думал: «До чего же бессмысленная физиономия! Бессмысленная, но только внешне…»

Нисколько не сомневаясь в том, что исправник согласится стать соучастником его затеи, Копт безбоязненно и обстоятельно продолжал развивать свой план. Сначала эта авантюра показалась Трифонову наивной и смешной, и была минута, когда он подумал: а не вскочить ли из-за стола, не громыхнуть ли кулаком и не отдать ли приказ о немедленном аресте этого хама? Однако что останется ему, Трифонову? Только минуты наслаждения местью? Потом толстосума Копта, конечно, выручат из тюрьмы. Потом он станет жаловаться. Такие всегда жалуются и находят высоких покровителей… Потом окажется, что он, исправник, во всем виноват… Даже в том, что немец предлагал ему взятку.

Однако чем подробнее Копт развивал свой план, иногда выражаясь вполне правильно, а подчас смешно коверкая слова, тем с большим интересом Трифонов его слушал.

Самое интересное, как подумал исправник, заключалось в том, что цели двух ярых конкурентов — Шмаева и Копта — совпадали. Они совпадали впервые и в довольно комичной ситуации. Оба хотели заполучить карту Лагутина и внести в нее свои коррективы: первый хотел бы зачеркнуть обозначенные на ней угольные пласты; второй — несуществующие пласты обозначить. Эта крупная махинация сулила крупные барыши; Копт смог бы продать ненужные ему овраги и солончаки по баснословной цене, Шмаев смог бы скупить угленосные площади за бесценок. Конечно, пройдоха немец тоже был не прочь прихватить по дешевке богатую углем землицу, однако об этих своих намерениях он не проронил ни слова, очевидно, уверенный, что дальнейших его ходов исправник не разгадает.

Пожалуй, Трифонов и не разобрался бы в этих хитросплетениях, если бы не задание Шмаева. Но набожный хитрец требовал карту и жизнь геолога, а немец — только карту. Выполняя план Копта, исправник не только не рисковал бы, но мог рассчитывать и на дальнейшее продвижение по службе. До чего же ловок этот проныра Копт! Он словно бы видел Трифонова насквозь, знал его тайные чаяния и побуждения! Подсовывая две тысячи (шутка ли, две тысячи рублей!) как задаток, он прямо говорил, что арест мятежного инженера будет одобрен губернским начальством, которому известны крамольные речи Лагутина. Умея заглядывать вперед, Копт понимал, что Лагутина придется освободить вскоре после ареста. Однако во время ареста одна-две карты геолога могут быть утеряны, именно те карты, которые нужны Копту. Пусть потом инженер восстанавливает свои кропотливые наблюдения: для этого понадобится время, а карта с его подписью, с поправками, внесенными искусной рукой, будет представлять собой немалую, хотя и тайную ценность.

Оскар Эльза Копт заранее предусматривал вопросы исправника. Что может заботить господина начальника? Найдутся ли покупатели на мой земля? Ха! Десятки мелких, средних и крупных промышленников рыщут по Донбассу. Земля с каждым днем становится все дороже. Покупатели явятся даже сегодня… Дело есть дело, господин начальник, и время не ждет!

— Ну, а потом, когда выяснится, что карта подделана? — спросил Трифонов. — Куда вы спрячетесь, Оскар Эльза?

Копт усмехнулся, плутоватые глазки стали словно бы еще меньше:

— Я буду спокойно жить в свой колония. С этой карта я не имею дела. Горнопромышленники увидят эта карта в руках другой человек. Кто он? Нет, я не знаю…

Трифонов тоже засмеялся:

— Тонко! Однако где же повод для ареста? Разве он есть?

— Он будет, — спокойно, уверенно сказал Копт, откусывая кончик сигары.

— Лагутин собирается уезжать…

— Знаю.

— Так где же повод?

Копту было жарко в его тяжелой шубе; он расстегнул пуговицы и раздвинул борта, не отрывая локтя от пакета.

— Только кончается этот плохой погода, сразу будет повод. Ах, это простой, маленький игра! Просто господин инженер будет читать лекция рабочим. Он согласился. Он всегда давал согласие читать лекция. Два моих фрейнд, то есть, по-русски — верный друг, станут задавать вопросы. Там будет сказано слово против царя… Там будет и ваш надзор, конечно, тайный.

Трифонов шумно вздохнул и, усмехаясь, неторопливо протянул руку к пакету. Копт, однако, быстро спрятал пакет за отворот шубы.

— Это после лекции. Дело есть дело!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное