Возраста они были разного. Самый молодой, лет тридцати пяти, имел на шее толстую желтую золотую цепь. Взбесившийся бойцовский пес, ежели вздумал разорвать обидчика, с неё бы не сорвался. На левом мизинце поблескивал и наводил на мысли о нетрудовых доходах перстень с бриллиантом. А на другой руке, в дополнение картины, цеплялся за кисть, чтобы не рухнуть на пол и не проломить его своей тяжестью, браслет с аметистами такого же, как собачья цепь, вида. На столе моложавого клерка одинокий листок белел посредине и напоминал известную фразу про жизнь, которую надо начать с чистого листа.
Напротив любителя ювелирных поделок, за столом, заваленным бумагами и папками, изнывал, изображая усердную деятельность, седой узколицый морщинистый мужчина предпенсионного возраста в увеличительных очках. Такими обычно изображают на карикатурах бюрократов. Во взгляде его и неопытный физиономист углядел бы фразу: «Эх, досидеть бы тут до пенсии».
У третьей стены лицом ко входу расположился третий. Возраста среднего от двух первых, то есть примерно пятидесяти. По белоснежности рубашки и черноте галстука посетитель сразу догадывался, что это – начальник.
– Здравствуйте, – бодро начал Сан Саныч, – можете ли вы помочь в моем бессмысленном и безнадежном деле?
Начальник расплылся в улыбке, Золотой блеснул цепями, старый – очками. Все замерли.
– Ну почему же бессмысленном и безнадежном! Мы разрешим все ваши проблемы! Слушаю вас внимательно.
Саныч рассказал, что для продления регистрации старого охотничьего ружья по новым правилам ему нужен охотничий билет.
– Да не вопрос! – Начальник жизнерадостно пожал плечами, взял со стола Золотоносца одиноко пылившийся лист и протянул будущему члену охотничьего общества. – Заполняйте, пожалуйста, в холле бланк, и милости просим. Две фотокарточки три на четыре и копию паспорта вы не забыли?
Саныч показал. Лицо начальника на долю секунды погрустнело, но только на долю.
Через полчаса взмокший от мыслительного напряжения, возмечтавший стать охотником гражданин принес исписанный бланк.
– Замечательно! Присаживайтесь. – Начальник превратился в доброжелательность и принялся изучать исписанный листок. С каждой рассмотренной строчкой лик его грустнел, и к окончанию чтения печаль стала бесконечной, а из левого глаза от переживания выкатилась слеза.
– Александр Александрович, ну как же так получилось? Должен вас огорчить. Придется заполнить бланк снова. Вот здесь, к сожалению, надпись вылезла из квадратика, а это недопустимо. И здесь тоже. Компьютерная обработка документации не сможет оцифровать и расшифровать такой бланк, а у нас всё компьютеризировано, и человек, увы, бессилен внести корректировку или поправить. Сами понимаете – компьютеризация всей страны. Перепишите, пожалуйста. Возьмите другой бланк, у нас они, увы, закончились. Тот, который я вам давал, был последним, но бланки продаются в киоске на первом этаже.
Киоск был закрыт. Надпись на окошке обнадеживала: «Ушла за бланками на пять минут». Через полчаса Саныч вернулся и объяснил клеркам про то, что ни продавщицы, ни бланков нету, и когда будут неизвестно. Все искренно и дружно стали возмущаться, потом долго искали запропастившиеся бланки. Те не находились. Потом один случайно нашелся, и Саныч снова отправился заполнять в коридор, который доброжелательные чиновники называли холлом.
Этот бланк тоже был запорот. Не надо было даже заходить в кабинет, чтобы понять. Никак буковки не вмещались в клеточки, а если умещались, то не хватало длины строчки для длинной надписи. А если и то и другое удавалось, то все равно что-то получалось не так. А бланков больше не было. В отчаянии и безысходности Сан Саныч оглядывал холл, окна, стены и вдруг увидел на одной из дверей прикнопленное объявление: «Заполняем бланки».
В кабинете пухлая, лет тридцати девица трындела по телефону. Сан Саныч минут десять безуспешно ждал, пока она наговорится, не дождался и, улучив, когда начался набор воздуха для продолжения трепа, поздоровался и спросил:
– Вы можете помочь заполнить эту форму?
– Эту? – сотрудница неизвестной фирмы с затуманенными глазами с трудом возвращалась в этот мир. Мир, чуждый её душе. Мир, в который она была вынуждена опускаться, чтобы зарабатывать на сотовые разговоры, помады, лаки, краски, тряпки и прочие аксессуары, царившие в заоблачных вершинах настоящего мира. Мира гламурных журналов и клипов. Тишина в комнате тянулась и не кончалась. Должно быть, девица пыталась, но не могла вернуться из заоблачных, сверкавших блеском моделей и кинозвезд высот. Сан Саныч знал, что если без умолку долго говорить, наступает кислородное голодание, и человек может упасть в обморок или даже умереть. Когда он служил в армии, с одним замполитом такое случилось. Еле откачали. Почти такое же на его веку периодически случалось и с некоторыми политическими деятелями.
Между тем взгляд девицы постепенно прояснился, она вернулась к жизни и наконец оценила взглядом вошедшего, подняла глаза к потолку и кивнула. Потом помолчала и назвала сумму.