Сочинения в трех томах. Том 1

Потом были обрыв и падение, когда казалось, что пришел конец, но за ударом, за острой болью последовал долгий полет в удушливых клубах песка и снега, под треск веток и глухой рассыпающийся рокот камнепада. Аббас очнулся глубокой ночью. Его трясло от холода. Каждое движение отдавалось вспышками боли и ноющей ломотой. Закусив губу и сдерживая стон, он тщательно ощупал себя и немного приободрился. Вопреки ожиданию кости были вроде бы целы. За исключением, может быть, ребер: нестерпимо кололо где-то в боку. Собираясь с духом, чтобы приподняться и попробовать встать на ноги, Аббас ткнулся рукой во что-то твердое и, словно обжегшись, испуганно отдернул саднящие пальцы.

Но стужа и почти физическое ощущение подступающей смерти подгоняли к действию. Сначала осторожно, а затем с горячечной торопливостью он ощупал лежавшее рядом тело и наткнулся на шнуровку. Кроме пластиковых пакетов и жестянок с едой, он обнаружил в мешке Муслима верблюжье одеяло, взрывчатку и смену белья.

Накрывшись одеялом и стараясь согреться собственным дыханием, контрабандист включил карманный фонарик. Его призрачный свет гипнотизировал взгляд, отвлекая от жутких мыслей. Часы остановились, ночь представлялась бесконечной, и не верилось, что удастся ее пережить.

Знобкое оцепенение, когда ход времени отзывается лишь прерывистым биением пульса, озарила внезапная вспышка.

Аббаса словно током ударило. Выпростав руки наружу, он вновь нашарил откинутый клапан и полез в мешок одноглазого, успевшего проникнуться окружающим холодом. Найдя толовую шашку и завернутый в газету смолистый комочек мумиё, которое Муслим принимал при малейшем недомогании, Аббас собрал в кучку все, что только могло гореть, оставил щелочку для дыхания и чиркнул спичкой. В импровизированной палатке разгорелся небольшой костерок.

Тол лениво таял на слабом огне, давая устойчивый жар, проникавший до самых костей. Человек выжил и мог благодарной молитвой встретить восход, чтобы, отогревшись под яростными лучами горного солнца, вновь возблагодарить небо. Только негоже было молиться рядом с трупом. Вначале следовало предать тело земле и совершить омовение. Тем более что лицо и ободранные в кровь руки Аббаса покрывала жирная копоть. Он с трудом перевернул отяжелевшее тело. Грудь Муслима оказалась простреленной в трех местах. Выходные отверстия чернели на спине неправдоподобно большими, опаленными по краям дырами. Одна из пуль вошла в рюкзак и, прошив несколько пакетов с наркотиком, застряла в жестянке бобов.

Раздеть задубевшего одноглазого оказалось еще сложнее. Действуя где зубами, а где штыком, Аббас сумел стащить штормовку, мохеровый жилет и широкие армейские брюки, которые покойный вправлял в гетры. Бережно пересыпав героин из пробитых мешочков в карманы Муслимовой штормовки, Аббас застегнул «молнии» и все добро упрятал в рюкзак. Столь же обстоятельно и неторопливо он снял с неподатливой мертвой руки электронные часы, где безмятежно мелькали цифры, и раздавил каблуком свои. Собрав торчащие из-под снега камни, кое-как засыпал останки. Затем постоял над сиротливым курганом, прочел заупокойную молитву ала-ль-мейит и, подобрав по дороге винтовку, направился в сторону от той, почти вертикальной, забитой снегом расщелины, которая подарила ему жизнь.

На кроках Муслима значились у Большого ребра только две пунктирные линии. О северном верхнем пути, где полегла вчера большая часть отряда, следовало забыть навсегда. Оставалась, таким образом, единственная возможность: обогнуть Синее ущелье с юга и выйти по гребню на перевал, за которым лежала дорога в Бутан. Других шансов добраться до обитаемых мест не было.

Как далеко и отчетливо виделось с горных высот! По одну сторону, где пламенели освещенные солнцем обрывы, щетинились в дымных провалах леса, залитые в ту пору водой. Там редкими пятнами желтела прошлогодняя хвоя пихт и вспыхивали колючие звезды отраженного света. А еще ниже, за каменными россыпями и зеленью округлых холмов, в бинокль просматривались спасительные кедровники, где в изобилии водилась дичь и было сколько угодно дров для костра.

Аббас не боялся голода. Консервов должно было хватить ему на несколько суток. Главным врагом оставалась ночная стужа. Но прежде чем спуститься в теплые низины, нужно было взойти на снежное плато и найти единственный в округе цепной мост, построенный еще царями Тибета.

Суровая твердыня далекой страны лежала по другую сторону гребня в лиловой дымке, где проявилась надоблачная исполинская тень и пошла за Аббасом, повторяя малейшие его движения.

В Синем ущелье, на плоской крыше гомпы трещали, корчились в огне непокорные ветви рододендрона и шипела вода на неподатливых березовых чурбаках. Устремив взор в безбрежность, монах-отшельник незряче следил, как прихотливо и бегло свивается дымная струйка, выписывая тающие бесконечные полукольца.

Ветер гнал дым прямо в немигающие глаза, полоскал молитвенные ленты с вещими округлыми письменами и, казалось, уносил их в невыразимую изначальную пустоту, из которой когда-то возникли стихии.