Сочинения в трех томах. Том третий. Усни, красавица. Смерть этажом ниже

А ей было настолько все равно, настолько голова отказывалась работать, что она ответила:

— Нет, не обещаю.

— Вот видишь, — сказал Петрик. — Придется убирать.

— Ой, только не это, уже столько всего…

— Трупом больше, трупом меньше, — философски заметил Петрик.

— Давай ее запрем в комнату.

— Чтобы она выпрыгнула через окно?.. — Петрик почесал пистолетом за ухом, и Лидочка вдруг вознадеялась, что пистолет выстрелит. Ради торжества справедливости. Но пистолет не выстрелил.

— Ладно, — сказал Петрик, — я же не дикий. Только смотри, чтобы хуже не было. Вяжи ее к стулу.

Он сунул руку в сумку, достал оттуда большой рулон серой пластиковой липкой ленты, какой грузчики обматывают вещи при перевозке.

— Садись! — приказал Петрик. — Если не сядешь сразу — пристрелю. Ты же должна понимать!

И Лидочка поняла, что у Петрика в самом деле нет выхода. Он не может оставить ее на свободе.

Она села на стул.

— Руки назад! — приказал Петрик. Потом велел Соне: — Заматывай кисти. Как следует! Не в детские игры играешь.

Соня почему-то сказала:

— Извини, Лида.

Она ничего не ответила. Очень болели глаз и бедро — видно, вывихнула его, сопротивляясь Гоше.

Петрик положил пистолет на стол и сказал Соне:

— Давай сюда ленту.

Он начал мотать поверх повязки, сделанной Соней. Сразу руки стянуло так, что стало трудно шевелить пальцами.

— Вот так, — сказал Петрик. — Именно так. Теперь не брыкайся, а то пострадаешь.

Он был в отличном состоянии духа. И причина тому была раскрыта им тут же:

— Греют баксы, лежат на груди и греют.

Петрик опустился на корточки и принялся приматывать ноги Лидочки к ножкам стула. Соня принесла ему нож из кухни, чтобы не рвать, а резать ленту. Петрик мотал быстро и ловко. Лидочка ощутила себя частью стула — вот такой стул, состоящий из деревянной и мясной частей. Можно сесть и облокотиться.

— А теперь, — сказал Петрик, — последний штрих.

Он начал заматывать лентой и рот Лидочки. Она крутила головой, толкала ленту языком, чтобы оставить себе место перед губами — но Петрик оказался хитрее и сноровистее. Лидочка была закована абсолютно надежно и понимала, что в отличие от приключенческих романов, в которых героине обязательно удастся ослабить узы и скинуть оковы, ее положение безнадежно.

Петрик отступил на шаг. Он был доволен.

— Живи, — сказал он Лидочке. — И благодари меня. Ей-богу, на моем месте другой обязательно бы тебя пришил.

Соня сказала:

— Я боюсь одеваться, он там лежит.

Увидев, что Лидочка связана, она как бы сняла с себя ответственность за ее дальнейшую судьбу — Лидочке ничего не угрожало.

— А тебе не нужно одеваться, — сказал Петрик. Он снова был настороже, пистолет в руке.

— Ты что, Петрик?

— Садись на другой стул, — предложил ей Петрик ровным и даже веселым голосом.

— Ну ты что, шутишь, да? Шутишь? — в голосе Сони вновь возникли хныкающие интонации.

— Хватит, — отрезал Петрик. — Хочешь жить, садись на стул.

— Но мы же с тобой улетаем в Германию, — произнесла Соня, теряя уверенность в себе и в отлете.

— Нет, — сказал Петрик. — Ты не летишь в Германию. Боливар двоих не свезет.

— Какой еще Боливар?

— Надо читать художественную литературу. Вот твоя подруга Лида наверняка читала писателя Джека Лондона.

Лиде вдруг захотелось поправить этого идиота и крикнуть: «О'Генри!», но лента цепко и плотно замотала рот. Ни звука не издашь.

— Петрик, миленький, ты же меня не бросишь? — умоляла Соня. — Я же все для тебя сделала.

— Лучше помолчи. Сама же просила Лиду оставить жить — теперь при ней помолчи.

Но Соня не поняла предупреждения.

— Я не о Лиде! — закричала она, видя, что Петрик взял со стола катушку ленты. — Я о себе. Петрик, ты же обещал!

— Садись!

Самое удивительное, что Соня настолько, видно, привыкла подчиняться Петрику, что она пододвинула второй стул и села на него. Не могла не сесть.

— Петрик, — сказала она. — Я же ради тебя грех на душу взяла. Ты забыл, да? Ты поклялся, что за это меня увезешь! Ты меня любишь, ведь любишь? Ты меня не обманывал?

Петрик стал отматывать конец ленты.

— Петрик, я же твою таблетку ей подложила в бутылочку!

— Подложила так подложила, твое дело. А я думал, что Осетров подложил. А оказывается, ты у нас — отравительница!

— Ну зачем ты так говоришь? Ведь ты мне дал таблетку. И даже посоветовал с Аленкой все спланировать, и письмо мы с ней придумали для Осетрова! Ведь правда, Петрик?

— Не знаю. В первый раз слышу! Руки назад!

— Нет!

Он ударил ее по щеке, голова мотнулась, и Сонечка покорно протянула руки назад, чтобы Петрику было удобнее их связывать.

— Петрик, ты забыл, да? — Она была в тихой тупой истерике, и ей казалось, что если она напомнит Петрику все, как было, он спохватится, попросит у нее прощения и возьмет с собой в Германию. — Я же Аленку уговорила Осетрова вызвать и пригрозить. Я же не хотела ее убивать.

— Но пришлось, правда? — Петрик был занят, приматывая Соню к стулу, и спросил, как бы отвлекая ее от того, что с ней происходит.

— Но ведь тебе нужны были деньги, ты без них бы погиб! — закричала в ответ Соня. — Петрик, я же тебя спасла. Я все сделала, как ты велел. И таблетку в бутылочку подложила, и даже к Татьяне уехала для алиби.