Петрик, почти не оборачиваясь, — угадал, куда бить, ударил ее в висок. Соня сползла вниз по двери — толстые руки были растопырены, как у старой куклы.
Гоша рванул к себе Лидочку, от него пахло чесноком, он упал на диван, подмял Лидочку и стал рвать на ней свитер — было тяжело, вонюче, нечем дышать… и страшно… Ей хотелось утешить себя, что у него не получится, он не сможет… это все бред, это снится, — но у Гоши были каменные руки — можно было лишь царапать их — трещала материя, и Петрик, она на мгновение, крутя головой, увидела, как он улыбается, глядя вниз, и с удовольствием закуривает…
Лидочка понимала, что она должна успеть все сказать — сказать прежде, чем Гоша изнасилует ее.
— Я скажу! — закричала она.
— Что?
— Пускай он… пускай отпустит.
— Ни хрена! — рявкнул Гоша.
— Я тебе говорю — отпусти!
Но Гоша не слышал — он сражался с одеждой Лидочки и никак не мог все распутать.
И вдруг он взвыл и освободил Лидочку. Он поднимался, держась за бедро, видно, Петрик ударил его ногой.
Он матерился — тупо и страшно — и пошел на Петрика.
— Стой! — Петрик отступил в коридор.
— Я убью тя! — ревел Гоша. — Убью!
— Стой! — Петрик скрылся в коридоре. Гоша — за ним, и оттуда, из коридора, послышались короткие сухие удары — выстрелы. Крик Гоши оборвался на низкой, контрабасной ноте. Потом что-то мягкое и тяжелое ударилось об пол…
Лидочка догадалась, что это упал Гоша. И ей было радостно и тихо. Как будто все уже кончилось.
Петрик вошел в комнату. Он держал в руке пистолет.
— Ты его убил? — Оказывается, Соня присела за шкафом, в углу. Это она спросила шепотом.
— Он бы меня кончил, — сказал Петрик. — Ну ладно, времени в обрез.
Он наставил пистолет на Лидочку.
— Слушай, Лидия Кирилловна, мне теперь терять совершенно нечего. Или я вырываюсь из этой страны, или мне конец. Ты понимаешь…
— Алик, — просила Соня, так и не поднимаясь с пола, — Аличка, Петрик, не надо.
— Чего не надо?
Соня не ответила, только ныла.
Петрик не обращал на нее внимания.
Он смотрел на Лидочку.
— Говори, где бабки. Иначе я стреляю. И это хуже, чем то, что хотел сделать с тобой мальчик Гоша. Я стреляю тебе в руку. Потом в другую…
— Деньги в шкатулке, в двойном дне. Я их случайно нашла. На кухне, на столе, — быстро заговорила Лида.
Лидочка поняла, что смертельно устала и ей ничего не нужно — ни денег, ни правды, ни торжества справедливости…
— Сонька, проверь, — приказал Петрик.
— Сейчас, — сказала Соня, поднимаясь, — сейчас, одну минутку.
Она поднялась, держась за стену, и так, перебирая рукой по стене, по шкафу, вышла на кухню.
— Переверни, — объяснила ей вслед Лидочка, — и потяни.
— Я не знаю, — откликнулась Соня, — не получается.
— Вставай, — приказал Лидочке Петрик, не опуская пистолета. — Покажешь ей, как надо.
Оказалось, что очень трудно подняться с постели, потому что вся одежда сбилась в какой-то клубок, Лидочка все же смогла оправить свитер. Она застеснялась поправлять колготки, и Петрик понял — сказал:
— Я на тебя не смотрю. Ты для меня все равно что говно коровье. Быстро!
Лидочка поверила, что это так и есть, — он не видел ничего, кроме денег.
— Отойдите, — сказала она. Петрик шагнул в сторону, освобождая ей проход. Лидочку шатнуло.
Она вышла на кухню. Юбка на ней была разорвана. Краем глаза в конце коридора она увидела лежащую груду одежды — это и был Гоша. Но туда не надо было смотреть.
На кухонном столе лежала опрокинутая кверху дном шкатулка, и Соня бессмысленно возила по ней ладонью.
Лидочка спиной почувствовала, что Петрик обернулся и смотрит ей вслед.
Лидочка уже привычно провела рукой по днищу шкатулки, и дно отъехало в сторону. Пачки долларов разбежались по столу.
— Ой! — пискнула Соня.
— Они, — сказал Петрик.
Он подошел к столу — для этого ему пришлось оттолкнуть Лидочку. Она отшатнулась от стола, и у нее мелькнула мысль — кинуться к окну, разбить его и закричать — может, он не посмеет выстрелить? А если посмеет?
— Сумку! — приказал Петрик.
Он стоял в двух шагах от Лидочки, но эти два шага были длинными, как стометровка, — никогда не достать, не выбить пистолет, ничего не сделать.
— А где? — спросила Соня.
Как всегда в моменты нервного напряжения, она покраснела, глаза наполнились слезами и распухли, по щечкам побежали синие жилки. Волосы прядями выбились из пучка и висели макаронами по обе стороны щекастого лица.
— В коридоре на тумбочке. И быстрее!
— Я понимаю, — сказала Соня, — я знаю, нам надо спешить.
Лидочка равнодушно и устало смотрела, как Петрик собирает деньги в пачку, потом он, видно, передумал класть их в сумку — понял, что пачки поместятся в карманах. Сонечка вошла с сумкой, и он сказал:
— Не надо, обойдусь!
— И что? — спросила Соня. Она вела себя, как автомат.
— Что будем делать с Лидией Кирилловной? — спросил Петрик.
Лида обернулась к нему и увидела, что на пальто спереди брызги крови, — попало, когда он убил Гошу.
— Ничего не надо делать! — попросила Соня.
— Дура. Через три минуты она будет в милиции.
— А она пообещает.
— Пообещает? — Петрик даже удивился. — Пообещаешь? — это уже относилось к Лидочке.