Сочинения в трех томах. Том третий. Усни, красавица. Смерть этажом ниже

Лидочка не ответила. Ей был отвратителен этот поучающий тон, эта уверенность в себе, ей хотелось, чтобы Петрику было плохо, чтобы он трусил, бесился, и чтобы ему не достались эти деньги, и не улетел он в Австралию-Португалию. Невозможно было подумать, чем это может грозить ей самой, — злость на Петрика была сильнее.

— Неужели ты не понимаешь, курва, что из-за этих бабок уже несколько человек концы отдали? Сначала я.

— Как так? — Лидочка попыталась поднять голову.

Петрик усмехнулся.

— Ты же сама видела, как меня истребляли эти козлы зверские.

— К сожалению, не истребили.

— К сожалению или к счастью, но Алену тоже убили из-за этих бабок.

— Вы убили?

— Убили, и дело с концом.

— Потом Осетрова.

— Лидия Кирилловна, — согласился Петрик, обнаружив, что знает ее отчество, — вы видели этого глупого и жадного человека и знаете, как он умирал? Как раздавленный муравей.

Телохранитель снова засмеялся. У Петрика был очень веселый телохранитель. Петрик подождал, пока Гоша отсмеется, и продолжал:

— Мы ошиблись. Не было у Осетрова денег, не нашел он их. А завладела ими ты — человек совсем уж случайный. Как это получилось?

— Не знаю.

— Гоша, сделай тете больно, — посоветовал телохранителю Петрик. — У нас нет времени на долгие беседы.

Гоша крепко, но почти нежно взял руку Лидочки, и когда она стала рваться, испугавшись этой нежности, он принялся отгибать ее указательный палец назад.

— Не надо! — закричала Лида. Она не собиралась становиться героиней.

— Ой, не надо! — Соня бледная до синевы появилась в дверях. — Пожалуйста, не надо, она все скажет.

— Подожди, Гоша, — сказал Петрик, дав Соне возможность выговориться.

Гоша чуть ослабил давление на палец, и боль отпустила.

— Лидочка, пожалуйста, отдай им деньги. Ну отдай же! Они не отстанут! Они Осетрова убили! Они всех убьют, они такие люди.

— Вот, слышишь голос народа, — подтвердил ее слова Петрик. — А ей лучше знать.

— Не делайте ей больно, она все скажет! — повторяла Соня.

— Поймите, Лидия Кирилловна, — заявил Петрик, облокачиваясь на зеркальную дверцу платяного шкафа, отчего Петрик как бы удвоился и стал каким-то монстром, — меня не интересуют ваши рассуждения или терзания. Меня интересуют мои деньги. Понимаете, мои! Я их дал на сохранение Алене Флотской. Об этом узнал ее любовник, Осетров. Подтверди, Сонька.

— Да, так и было, — скучным голосом сказала Соня.

— Он отравил Аленку: воспользовавшись тем, что она ему пригрозила отравиться, решил, что подворачивается удобный случай… Все подумают, что так и было. Она поиграть хотела, чтобы он от жены ушел, а он воспользовался, — простая история, как в американском сериале про Марию.

Петрик усмехнулся усталой улыбкой делового человека, измученного конференциями, симпозиумами, контрактами, презентациями и организованным развратом в дорогих казино. Усмешка была такой отрепетированной и лживой, что Лидочка на секунду забыла о том, что над ней нависает груда тупых мышц по имени Гоша.

— Но бабки эти — мои! Понимаешь, мои! Их для меня Сонька там спрятала! За процент. Я сам в бегах, меня кинули на большие бабки, очень большие — тебе такие и не снились. Мне кредит не вернуть, теперь они меня кончить хотят — счетчик включен. Я бы ушел неделю назад — но бабки Аленкины пропали. Я тебе честно говорю, кем мне быть… Ты отойди, Гоша, не действуй на нервы, пойди на кухню, приготовь нам кофе. И ты, Соня, помоги Гоше.

У Петрика было не лишенное привлекательности открытое славянское лицо, чересчур полное, чересчур тугое, но ничего преступного в лице не было.

Спутники Петрика вышли из комнаты — впереди Соня, сзади, подталкивая ее, Гоша.

— Вы извините, Лидия Кирилловна, что я разрешил Гоше вас ударить. Это от нервов. Я в таком стрессе живу, голова кругом идет. Честное слово, я не хотел.

А ведь искренне полагает, что ничего особенного не произошло — зашли в квартиру, врезали в глаз, отломали палец — ничего особенного. А теперь поговорим, как культурные люди. Он был даже не мерзавцем, а каким-то обрубком человека, в котором недоставало самых обыкновенных человеческих качеств, чего он не замечал, потому что болезнью этой страдали и люди, которые его окружали. Они так быстро схватили все то, о чем раньше им рассказывали лишь в американских фильмах, что искренне своими динозаврьими мозгами, способными к ограниченным функциям — обманывать, отнимать, пугать, — полагали естественным деление мира на своих — таких же, как они, и неких прочих — ряды которых они так недавно покинули и куда страшились возвратиться. За сумму полученных удовольствий им приходилось платить повышенным риском существования, потому что хищники, питавшиеся ими, далеко превосходили Петрика и Гошу по жестокости и полному отсутствию человеческих качеств сродни жалости, морали и состраданию.

Не дождавшись от Лидочки отпущения грехов, Петрик продолжал, стараясь убедить ее в своей правоте:

— И понимаете, что случилось, — вы обхохочетесь…

Эта перспектива Лидочке не угрожала.