Сочинения в трех томах. Том третий. Усни, красавица. Смерть этажом ниже

— Она звонила мне несколько раз, — сказал он. — К телефону подходила жена, Алена бросала трубку… как обычно. В конце концов жене это надоело, и она сказала мне… моя жена многое знает. Я взял трубку, и Алена мне сказала, что ей очень плохо, что она намерена убить себя и хочет со мной попрощаться. Я сказал ей, чтобы она ложилась спать, а завтра я приеду. Это было после двенадцати. Через полчаса она позвонила снова… я как раз мыл посуду. Она требовала, чтобы я приехал. В последний раз. Я наотрез отказался… как каждый бы сделал на моем месте.

— Я не был на вашем месте.

— Шантажу нельзя поддаваться, от этого шантажисты только наглеют.

— Ваша… подруга уже умерла, — сказал Шустов. Наверное, хотел таким образом поторопить Осетрова. А тот вместо продолжения рассказа начал всхлипывать, и было слышно, как Шустов наливает из графина в стакан воду, а Лидочка подумала, что у всех следователей на столе должен стоять графин.

— Я не ложился спать, я ждал нового звонка. И он был. Это был странный звонок.

— Во сколько? — спросил Шустов. — Вы заметили время?

— Примерно в половине второго.

— Расскажите подробнее.

— Она говорила невнятно, я почти ничего не мог разобрать. У меня возникло жуткое подозрение, что она все же наглоталась таблеток. И я подумал — что же со мной будет!

— Вы подумали, что же будет с вами?

— Я сказал жене, что мне надо уехать. Она категорически была против. Она предположила, что это какой-то очередной шантаж Алены. Но я очень испугался. Я позвонил еще раз, но никто не взял трубку… было занято…

— Занято?

— Я сам удивился. Позвонил еще раз… Я представил себе, что она лежит без сознания и не может дотянуться до аппарата.

— Вы поехали?

— Да, я поймал такси… У меня был свой ключ. Кстати, вот, я его хотел возвратить… наверное, лучше вам, да?

— Продолжайте.

— Я поднялся наверх, я позвонил… никто не открыл. Это совершенно ужасно, не дай вам бог… Я увидел, что она лежит… Трубка телефона у нее в руке. Дальше я действовал буквально бессознательно.

— Что вы делали?

Лидочка поняла, что Шустов продолжает записывать.

— Я взял трубку и положил ее на место.

— Почему?

— Не знаю. Но помню, как вытер отпечатки пальцев.

— Вы боялись, что вас заподозрят?

— Это наивно, но мне казалось… я был в шоке… мне казалось, что если убрать все следы моего пребывания там, то обо мне не вспомнят. Ведь мало кто видел, как я сюда приходил.

— Дальше.

— Дальше я стал искать, куда сложить все, что связано со мной. Там были мои фотографии, даже мои часы, которые она хотела отнести в починку, наручные часы… там были мои книги, две книги, я как-то занимался у нее. Потом я пошел в ванную, взял свою зубную щетку и пасту. Я очень чистоплотный человек и не выношу, когда кто-то пользуется моими вещами, и сам не люблю чужих вещей… моя щетка для волос… Я брал только свои вещи, клянусь вам.

— Этим вы ввели в заблуждение следствие.

— Но я был в шоке!

— А потом?

— Потом я ушел. Я положил все в шкатулку, которая стояла на комоде, и ушел.

— Но почему именно в шкатулку?

— Потому что я увидел ее, когда искал, куда же мне положить свои вещи.

— А Елена Сергеевна лежала там?

— Конечно, она лежала. Я старался не смотреть на нее. Я же понимал, что она сделала это нарочно, чтобы отомстить мне за то, что я не хочу на ней жениться. И потому мне надо было перехитрить ее — стереть следы. Да, это не очень хорошо, но это не преступление, и вы никогда не докажете, что это преступление…

— Я не собираюсь доказывать. Этим займутся другие. Я лишь веду дознание, — сказал Шустов. — И меня интересует: когда вы были в первый раз в квартире в тот вечер и Алена выразила желание покончить с собой, вы ничего не подкладывали в коробку с ее снотворным?

— Зачем? Я вас не понимаю…

— Хорошо, к этому мы еще вернемся.

— Что это значит?

— А когда вы приезжали ночью, вам показалось, что она мертва?

— Не показалось! Я пощупал у нее пульс! И сердце… она уже начала остывать.

В кабинете воцарилась тишина. Скрипнул стул…

— Гражданин Осетров, — сказал Шустов после долгого молчания. — Я не буду вас задерживать, хотя, с моей точки зрения, вы остаетесь подозреваемым. И надеюсь, что вы не вздумаете скрываться.

— Боже упаси. А что, есть подозрения, что Алена не покончила с собой?

— Я этого не знаю.

Опять пауза. Потом голос Шустова:

— Я попрошу вас подписаться внизу каждого листа.

— Конечно, конечно… Но если вы думаете… то вы ошибаетесь. Я не могу сказать, что в последние месяцы ее любил, но я очень хорошо к ней относился, и ее смерть… ее смерть для меня потрясение.

— Вы можете идти.

— Ах да, я совсем забыл. Я принес шкатулку. Это же чужая шкатулка. Она вам может пригодиться, как вещественное доказательство. Сейчас достану… такой неудобный рюкзак… Вот она! Держите. Это единственная чужая вещь, которую я взял в квартире у Алены.

— Хорошо, — равнодушно произнес Шустов. — Я выдам вам расписку.

— Не надо, зачем?

— Такой порядок.

«Сейчас он уйдет, — подумала Лидочка, — я войду в кабинет и смогу наконец увидеть эту злосчастную шкатулку. Если это та самая шкатулка. Только пустая…»