Сочинения в трех томах. Том третий. Усни, красавица. Смерть этажом ниже

Вряд ли можно было объяснить появление всех этих людей лишь заметкой в газете «Московский комсомолец», где с развязностью желтой прессы под заголовком «Усни, красавица» говорилось о том, что некая молодая сотрудница Тихоокеанского института решила взять в свои руки разрешение личных проблем и кончила дни в морге. В заметке не содержалось ничего, за что можно было подать в суд, но даже Лидочке очень хотелось пойти к редактору и сказать ему, что так не поступают.

Но тут же, подумав, Лидочка поняла причину многочисленности провожающих и появления нескольких венков, что было для нее полной неожиданностью. В тридцатилетнем возрасте смерть еще столь необычна и редка, а связи детства и юности еще свежи и не оборваны, что все последние три дня звонили телефоны в квартирах ее соучеников по школе, по институту. Подруг и бывших соседок обзванивала и Соня, для которой смерть Алены стала самым главным событием в ее жизни. В институте смерть молодой и хорошенькой сотрудницы стала не только сенсацией, ибо каждый понимал связь ее с трагическим романом. К сенсации примешивалось очевидное чувство вины.

Пожалуй, за всю свою жизнь Алене еще не удавалось привлечь к себе такого внимания.

Кремация задерживалась, но никого это не расстраивало, потому что многие не видели друг друга помногу лет и были рады встрече. Люди переходили от группы к группе, почти все подходили к Татьяне Иосифовне и выражали ей свое сочувствие. Приехал даже директор института. Соня прибежала из конторы и сказала, что надо подождать еще минут десять — органист ушел обедать, — потом стала сетовать, что никто не рассчитывал на такое количество, думали, что к Алене придут человек десять, а тут…

— Здесь по крайней мере половина нашего класса, — сообщила она с гордостью.

Тут же она покинула Лидочку и пошла туда, где стояли группой молодые люди ее возраста, в основном в кожаных пальто или шубах — Соня среди них казалась бедной родственницей. Среди соучеников Лидочка узнала Алика Петренко с рукой на перевязи и Ларису. Конечно же, Соня говорила, что они учились с Аленой! Как тесен мир!

Лариса помахала Лидочке. Она была в сшитой из кусочков норковых шкурок дорогой модной шубе и льнула к Алику Петренко так нежно, словно пришла с ним не на похороны, а на конкурс красоты, где ей обещано первое место.

Петренко был центром компании. Самый удачливый и рисковый. И даже те, кто избрал иной путь и даже не заработал себе на кожаную куртку, потому что не чувствовал в том нужды, тянулись к нему, подчеркнуто дружески похлопывали его по здоровому плечу, обнимали, говорили с ним, и Петренко позволял себя трогать и обнимать, как большой дог, снизошедший до маленьких собачек. А так как эта тесная и вполголоса оживленная группа роилась недалеко от Лидочки, она могла увидеть Петренко поближе, чего не удалось сделать несколько дней назад, в то злополучное утро.

Петренко обещал с возрастом стать толстяком, но пока был просто плотен, упруг и розов, но никак не схож с поросенком — это было упрямое напористое и быстрое создание человеческой породы, и при взгляде на него становилось ясно, что попробуй его ущипнуть — пальцы соскользнут с кожи. Несмотря на снег, он стоял с непокрытой головой — его русые волосы уже начали редеть, и потому он зачесывал их на косой пробор.

Лидочку он увидел сразу и тут же вычислил ее, понял, кто она такая, а вернее всего, знал ее давно, — это Лидочка за несколько лет жизни в доме могла и не заметить юношу, ставшего богачом, а он молодую, привлекательную, не шикарную, но классную женщину наверняка видел не раз. И имел о ней мнение. И, может, даже знал о ней больше, чем ей самой того хотелось.

Встретив ее взгляд, он впился на секунду в него светло-карими кошачьими глазами, шевельнув тонкими подвижными губами, как бы здороваясь, улыбнулся, и Лидочка наклонила голову — она была и с ним теперь связана какими-то узами личных отношений, которые существовали настолько очевидно, что он счел необходимым послать к ней Ларису с предупреждением об опасности.

Пришлось ждать еще минут десять, прежде чем наступила их очередь.

Гроб выкатили из автобуса, мужчины двинулись к нему, чтобы внести в приземистое здание крематория, которое в конце двадцатых, когда его построили, было одной из достопримечательностей Москвы, и тогда много писалось о том, что наконец-то большевикам удалось добиться по-настоящему гигиенических условий для покойников.