Сочинения в трех томах. Том третий. Усни, красавица. Смерть этажом ниже

— Вообще-то, не телефонный разговор.

— Нужны мы с тобой кому-нибудь!

— Хотя пускай слушают. В общем, мы с Аленкой собирались в круиз по Средиземному морю: Турция, Греция, Каир, Святая земля и домой. Чтобы на мир поглядеть и немного прибарахлиться. Все мы люди небогатые, я тебе скажу, деньги были очень нужны. Аленка даже к своей мамаше метнулась — та ее послала куда подальше. Ну, сама виновата, я предупреждала — на Татьяну где влезешь, там и слезешь. В общем, я для нее достала три сотни баксов у Петрика. Ну, тогда Петрик был на коне, а теперь он сам хочет смотаться.

— Петрик тебе одолжил?

— Он отстегнул мне деньги, даже не считая. А теперь надо бы вернуть. Как ты сама понимаешь, эти денежки спокойно лежали у Аленки — сдавать их на той неделе, до круиза еще почти месяц. А когда я утром к Аленке попала и увидела, что она померла, я так перепугалась, ну прямо в шоке была, я о деньгах и не подумала. Понимаешь?

— Понимаю.

— А уже вчера утром мне Петрик позвонил и спросил, как баксы. Ну, он в кризисе, его тоже понимать надо. Сейчас я уже себя прокляла.

— Почему прокляла?

— Вчера я сказала Петрику, что я ему деньги верну. Я же знаю, где Аленка деньги держит. У нас с ней тайн не было. Под вешалкой в коробке с гуталином — по принципу Шерлока Холмса — прячь на виду, где грабителю в голову не придет искать.

— А их там не оказалось.

— А откуда ты знаешь?

— Иначе зачем ты мне всю эту историю рассказываешь.

— Их там не было. С ума сойти! Но ты понимаешь, что это не мог сделать чужой?

— Да, наверное, он бы все перевернул…

— Есть три кандидатуры. Первая — твой лейтенант!

— Разве они обыскивали квартиру?

— Насколько мне известно — нет. Я вчера с кладбища прибежала самой первой, чтобы готовить, там двое наших из института были, а Татьяна с нами в крематории. Так что я посмотрела под вешалкой — пусто. Это не оправдывает лейтенанта — конечно, он мог это сделать. Но он должен был догадаться о коробке под вешалкой. И о том, что у Аленки баксы есть.

— Маловероятно, — сказала Лидочка. — Вторая подозреваемая у тебя Татьяна Иосифовна.

— А почему бы и нет? — агрессивно откликнулась Соня. — Чем она лучше других?

— Ей под вешалку не залезть.

— Ты знаешь, Лид, я то же самое подумала — ей надо на пол сесть и ползти. Согнуться эта тумба не сможет. К тому же она видалась с дочкой раз в году, а то и реже. И они друг дружку не выносили как кошка с собакой. Даже если Татьяна что и подозревала… Впрочем, не исключено!

— И подозреваемый номер раз — Осетров, — сказала Лидочка.

— Номер ноль! Ты думаешь, он не знал про коробку? Да я сама слышала, как он уговаривал Аленку найти для ухоронки более достойное место. И наверняка он знал, сколько у нее там спрятано. Да в конце концов — почему ей от него скрываться, если он все время делал вид, что не сегодня-завтра на ней женится. Кинет свою недокормленную галошу и женится на нас, прекрасных, молодых.

— Ты думаешь, что он ночью…

— Я уверена. Я так и вижу — он шастает по квартире, ледяная душа, перешагивает через Аленкин труп, свои подштанники собирает, открытки из Гонконга, чтобы следов не оставалось — в лучших традициях ЦРУ стирает отпечатки пальцев…

Здесь Соня оказалась догадливой, как Нострадамус.

— А потом вспоминает, что под вешалкой лежат баксы. И он спокойненько берет деньги и думает: кто теперь будет спрашивать с Алены? Хотя отлично знает, что это я брала для нее у Петрика, а Петрик — не сахар, не пай-мальчик. Он свое всегда получит. А с кого он будет получать, если у меня такое материальное положение? С девочки по имени Софья-мученица. Скажи, Лида, почему человеку так не везет в жизни?

— Но вряд ли Петренко будет иметь к тебе претензии.

— Дорогая моя Лидия, у меня такое впечатление, что ты провела детство и юность где-то в райских кущах, где мальчики не обижают девочек и даже не таскают их за косички. Почему Петрик будет меня жалеть?

— Ну вы же с ним вместе учились, он твой приятель.

— Слушай, когда это было? В третичном периоде. Романтическое увлечение в десятом классе, когда можно было потискаться на дискотеке. С тех пор прошло миллион лет, и возникло новое поколение любимых женщин.

В голосе Сони звучала искренняя горечь. Видно, для нее миллион лет пролетел слишком быстро.

— Ты боишься, что он тебя заподозрит?

— Ему не нужно меня подозревать. Это его бабки, я должна их вернуть. Все ясно, как в газовой камере. Может быть, эти триста баксов для Петрика сейчас — мелочовка, семечки, а может быть, именно их ему не хватает, чтобы вырвать когти из навоза. Только я об этом никогда не узнаю — удар в сердце, и справедливость торжествует.

— Соня, ты порешь чепуху. Ну хочешь, я поговорю с Петриком?

— О чем? О звездах и луне?

— Я наберу как-то эти триста долларов.