Сочинения великих итальянцев XVI века

Джусто. Как быстро бежит время! Уже день, а кажется, будто я только что лег в постель. Все потому, что я хорошо спал и ни о чем не думал. Вот я и смог связать последнюю мысль, на которой уснул, с первой, на которой проснулся, и так и не заметил, как прошло время. Насколько помню, один выдающийся человек говорил, что время производится душой, пока она мыслит. Вот отчего тем, у кого горе, дни и ночи кажутся такими долгими, — они вечно думают о своем несчастье. То же самое происходит и с человеком, страстно что-либо ожидающим, — ведь и он постоянно об этом думает. А мне в детстве казалось, что от одного карнавала до другого проходит тысяча лет, поскольку я с нетерпением его ждал, а теперь у меня ощущение, что не успеет пройти один карнавал, как наступает следующий. Впрочем, весьма вероятно, этим я напоминаю человека, который без раздумья тратит деньги, пока у него их много, а ценить их начинает только тогда, когда у него остается уже мало, — тогда он больше думает о деньгах, и ему кажется, что они текут сквозь пальцы или будто их крадут. Но пусть всякий говорит, что ему нравится, а время проходит незаметно, будь то один год, десять лет или двадцать. И какая же у человека короткая жизнь! А коли нам так мало дано здесь прожить, как мы глупы, что погружаемся в мирские заботы, которые вечно держат людей в большом страхе либо вовлекают их в величайшие войны! И чем больше этих забот, тем больше врагов, с которыми мы должны сражаться. Но мы еще глупее, поскольку воюем сами с собой и тратим на это наибольшую часть нашего времени по причине безмерных прихотей, которые позволяем взрастить нашим страстям. Поэтому мы постоянно слышим укоры донимающего нас разума. А ведь если бы мы, как должно, подчинили нашу чувственную часть рациональной, то жили бы, во-первых, в радостном и спокойном мире сами с собой, а во-вторых, были бы избавлены от огорчений и страха за имущество, неизбежных в мире, где царит удача, как я сам знаю по опыту после того, как моя Душа, просвещенная Господом, открыла глаза и мне. И вот теперь, приготовившись жить, как подобает человеку, я ощущаю такое удовлетворение и покой, каких не испытывал никогда в жизни. Будь же благословенна за это, Душа моя.

Душа. О чем ты думаешь, Джусто? Ты ведь не спишь? О чем ты рассуждаешь?

Джусто. Я думаю о том, с какой радостью жил бы человек и насколько счастливее была бы его жизнь, если бы он подчинялся разуму, а не чувствам, как теперь. А он, действуя, можно даже сказать, против собственной природы, живет беспокойно и в жестокой войне сам с собой. Ведь намного больше волнений доставляет нам то, что находится вне нас, чем мы сами.

Душа. Да разве было у нашего первого отца Адама до грехопадения большее счастье, чем душевное умиротворение и спокойствие?

Джусто. Так почему же мы их лишены?

Душа. Мы их лишены, поскольку из-за непослушания Адама утеряли чувство справедливости, которое ученые называют прирожденной справедливостью, дарованной Адаму Богом. А это чувство справедливости было вроде узды и щита, державших более низменные части души в подчинении и повиновении у более возвышенных. Поэтому плоть не противилась духу, а все чувственные способности человека стремились лишь к сохранению индивида во благо разумной части, а не для развлечения, как это происходит теперь, и хотели достичь лишь самого блага. Эту мысль с великой ученостью и неменьшим изяществом выразил твой Данте, когда к нему, обретшему состояние невинности в Земном Раю, обратился Вергилий со словами:

Свободен, прям и здрав твой дух; во всем Судья ты сам.^[529]

Джусто. Ты только подумай, Душа моя, мне кажется, что с того времени, как я стал с тобой советоваться, я почти совсем вернулся в то состояние. Ведь поскольку ничто больше не нарушает мой покой и я стремлюсь лишь к тому, чтобы жить по твоим советам, я чувствую такое удовлетворение, что сам себе кажусь счастливым. Но только я на тебя в обиде: почему ты не начала учить меня такой жизни в молодости? Тогда я был бы совсем счастливым.

Душа. Обижайся в таком случае на себя — сам виноват. В то время как ты, по звериному обычаю, отдал себя во власть чувствам, я не упускала ни одного случая, чтобы в укор не кольнуть тебя хотя бы угрызением совести, если не могла иначе. Ты же, во власти страстей и безумных желаний, порожденных молодостью, так глубоко погряз в обманчивых мирских удовольствиях, что то ли вовсе не слышал, то ли ни в грош не ставил мои предостережения.

Джусто. Больше так делать не буду.

Душа. За это благодари свой возраст, как я тебе уже сказала. И будь уверен, тебе все равно будет трудно, потому что к той жизни ты уже привык.

Джусто. Ладно, пусть будет, как ты говоришь, — перестанем ссориться, я буду поступать по-твоему. Но, прошу, научи меня какому-нибудь правилу, как мне нужно себя вести, чтобы мы жили в согласии то малое время, что нам еще остается. И поясни, чего следует избегать, если я хочу пробыть с тобой как можно дольше, а неудовольствий иметь как можно меньше — как твоих, так и моих.