В то время король Карл, прослышав о создании лиги, решил вернуться во Францию и, оставив для охраны королевства часть солдат своей французской армии под началом капитанов и какое-то количество итальянцев под началом Камилло Вителли, с остальным войском взял путь на Тоскану. Поскольку он все время отвечал отказом на требования флорентийских послов вернуть наши владения, а послы к тому же пришли к заключению, что король настроен резко против всех итальянцев, а некоторые из первых его приближенных — и это особенно неприятно — питают глубокую ненависть к нашему городу, всех граждан Флоренции обуял такой страх, что они, наученные опытом пережитой опасности, стали заботиться о вооружении; они наполнили дома пехотинцами из контадо и укрепили город всякими оборонительными машинами, чтобы иметь возможность без опасений впустить короля в город, если он, как и в прошлый раз, захочет остановиться во Флоренции. Когда обо всем этом стало известно Карлу, он, выехав из Сиены, решил отправиться в Пизу, минуя Флоренцию, чтобы не подвергать себя там опасности, а также потому, что он не мог задерживаться, понимая, что венецианцы и герцог Миланский собрали уже обширнейшее войско против него около Пармы; встретившись в Поджибонци[263]
с фра Джироламо и с глубоким почтением побеседовав с ним, однако без всякого результата для судьбы наших владений в Пизе, король уехал в Пизу, чтобы отправиться оттуда в Ломбардию; когда он там был, или около того времени, он получил известие, что Людовик, герцог Орлеанский, в соответствии с соглашением занял Новару[264], землю герцога Миланского. Затем король выехал из Пизы, оставив, однако, наши крепости под командой своих людей, и взял путь на Луниджану, разграбил Понтриемоли[265], владения Милана, и явился в земли Пармы, где и обнаружил на берегу Tapo войска венецианцев и герцога — столь превосходящие по количеству его силы, что одни только отряды венецианцев были намного многочисленнее его войска.Пока Карл здесь находился, намереваясь, если одолеет препятствия, отправиться во Францию, в итальянском лагере разгорелся спор о том, что следует делать. Синьор Ридольфо да Гонзага, дядя маркиза[266]
, и некоторые другие кондотьеры, из наиболее старых, считали, что не нужно завязывать с французами рукопашный бой, но следует идти на некотором от них расстоянии, пока они находятся на территории Миланского государства; тогда можно быть уверенными, что они не нанесут ущерба владениям Милана, а также вполне вероятно, что недостаток продовольствия вынудит французов или к чрезвычайно невыгодному для них сражению, или к тому, что они примут условия, которые им продиктует лига. Маркиз, рвавшийся в бой, и, мне кажется, мессер Маркионне Тривизано, венецианский интендант, были иного мнения. В конце концов завязалась очень ожесточенная битва, она длилась много часов, и хотя французов было намного меньше, зато им сильно помогала артиллерия. Вечером все сражающиеся разошлись по своим лагерям; учитывая, что никто не обратился в бегство, нельзя сказать, чтобы какая-нибудь сторона оказалась побежденной. Но ущерб французов не был велик, в то время как потери итальянцев, напротив, значительны, ведь с их стороны погибло четыре или пять тысяч человек и много военачальников, среди которых синьор Ридольфо да Гонзага; все эти потери понесли люди маркиза, потому что люди герцога, состоявшие под началом графа ди Гайаццо, по приказу герцога почти совсем не участвовали в сражении. Причина тому следующая: герцог, видя, что у венецианцев много больше людей, чем у него, и принимая во внимание, что они находятся на его территории, испугался, как бы в случае поражения короля Франции он не оказался под властью венецианцев, естественно, своих врагов, и они из честолюбия не забыли бы и о лиге, и о клятве верности[267]. Возможно, он думал также, что если он подвергнет опасности своих людей и они будут разбиты, он окажется в худшем положении, чем венецианцы, — ведь французы сейчас на его территории, и он первый лишится власти. Может быть, он считал также, что поражение короля будет великим для него позором и мир с Францией отныне станет невозможным; бояться этого у него было больше оснований, чем у кого-либо другого, ведь они с Францией соседи, к тому же сие могло рассматриваться прежде всего как оскорбление с его стороны, поскольку он первый призвал французов в Италию, а потом, став герцогом Миланским, начал поступать им наперекор. Очевидно, именно по этим причинам для него было главным во что бы то ни стало сохранить невредимыми своих людей и людей короля.После битвы французы, не встречая больше сопротивления ни с чьей стороны, без всяких помех пришли в Асти[268]
, где на короткий срок заключили с лигой перемирие, что было на пользу обеим сторонам, а герцог Миланский с частью венецианцев и со своими людьми расположился лагерем близ Новары и вернул ее себе скорее голодом, чем военной силой.