— Он, мадонна, не исполняет только что данного вам обещания — оглашать, когда то будет возможно, свои стихи. Ведь у него есть канцона, изящная и прелестная, где описано то самое диво, что сотворяется Амуром, а он ее утаивает от вас. Велите ему исполнить эту канцону, ручаюсь, что она вам понравится. — В ответ дама тотчас воскликнула: — Так скоро, Пероттино, ты нарушаешь свое обещание? А мы-то думали, что ты человек слова. — Такими и подобными словами дамы заклинали Пероттино исполнить канцону, о которой говорил Джизмондо, и не только ее, но и другие, какие придутся кстати, после чего, несколько раз повторив обещание на будущее, он вынужден был начать так:
О, мало вам того, что ваши очи Дотла меня заставили сгореть, День ото дня со мной вы все жесточе, И слезы мне двойная пытка впредь. Умерьте муку хоть на треть! Готов тонуть я иль сгореть — Но дважды мне не умереть!
Но не тону я, залитый слезами, А пламенем осушен и согрет, И в пепел не сгораю: слезы сами Великий жар остудят напослед. Я бедами спасен от бед, Опасности для жизни нет, Мне все на пользу, что во вред.
Вам муки горе-кавалера милы, Но все же хитрый ваш расчет не прав. Меня не довели вы до могилы, Потравами врачуя от потрав. Ошибся ваш капризный нрав, Две смерти разом мне избрав. В итоге я и жив, и здрав.
И все ж виню я не капризы эти. Коварная любовь всему виной, А я виновен, что живу на свете. Не я Амуром, он играет мной, Он полон кривдой да войной. Увы, бывало ль, чтоб иной Держался — гибелью двойной?