Сочинитель, жантийом и франт. Что он делал. Кем хотел быть. Каким он был среди друзей

Второй пустой период наших взаимоотношений наступил, когда я уехал из России в 1990 году. Примерно до 2001–2002 годов я в Россию не ездил и почти никаких связей ни с кем там не имел, не считая родителей. Почему? Не было на людей, которые были там, ни времени, ни сил. Вся энергия была направлена на то, что меня окружало сначала в Израиле, а потом тут, в Бразилии, и Россия была бесконечно далеко. Россия совершенно не была интегрирована в – как бы это сказать по-русски – «международный математический мир». Поэтому, несмотря на физическое расстояние, Токио или Варшава (о Барселоне, Реховоте, Марселе или Чикаго я даже не говорю…) были в тот период намного «ближе» от Форталезы, чем Москва или Петербург. (Они и сейчас ближе, честно говоря, но разница уже не столь велика, как раньше.) В России не было ничего, что было бы хоть каким-то образом связано с моей жизнью и, не боюсь этого слова, карьерой. Интересных российских математиков в России тоже не было, или почти не было, как и сейчас почти нет. Повальный отъезд всех людей, хоть как-то связанных с той математикой, которой я занимаюсь, сделал Россию совершенно бессмысленной для меня в деловом смысле. А неделовых поездок я на первом этапе себе позволить не мог. А с «языком родным с его призывом млечным» сложилось то, что сейчас я уже не могу сделать лекцию по-русски – многие слова улетучились.

И вот в 2002 году я снова в Москве. С ужасом узнаю, что у Мариана Никлаевича был рак, что могло быть всякое и я мог его и не увидеть, и что он остался-то в живых благодаря Инне. Последнее впрочем, меня как раз не удивило. И вот, захожу я к вам домой, и мы идем к Ткачёвым. А там меня ждал более чем холодный прием. И подействовало! Не зря же я в предыдущем параграфе старательно оправдывался. Я понял упрек и согласился с этим упреком.

А до того считал я себя человеком, не лишенным чего-то типа благородства. Да какое там? Разве для благородного человека должно существовать расстояние? И разве все в жизни должно сводиться к карьере, к успеху? Ведь успех – это и есть что-то не важное пустое в жизни по сравнению с пониманием ее, этой жизни. Это был последний урок. Больше мы не виделись.

И вот через много лет я мечтаю поехать во Вьетнам, проехать по ткачёвским местам и увидеть ему близких когда-то людей, которые меня носили на шее в гатчинском парке. И ведь организую таки. Не сложно это! Тем более что в следующем семестре мы собираемся нанять в наш департамент Ле Дунг Транга, математика и дальнего знакомого и самого Ткачёва, и его друзей – То Хоая (помните стихотворение) и Нгуен Туана, – связи с Вьетнамом завяжутся… Но на кой мне черт Вьетнам без Марика? Ведь не заставлю же я его посмотреть на меня иначе, чем тогда, в 2002 году, и не смогу вернуть его для себя.

Вот вроде бы и всё.

г. Форталеза (Бразилия), 2013–2014 гг.