Сочинитель, жантийом и франт. Что он делал. Кем хотел быть. Каким он был среди друзей

То Хоай недавно надстроил над своим домом второй этаж. Там на «мужской половине», в просторной пустоватой комнате, он и работает. Я вспоминаю шкаф, стоящий в углу кабинета. Однажды передо мной распахнулись его дверцы. Рукописи… Рукописи!.. Романы – «Западный край», «Молодость Хоанг Ван Тху»… Ни единой чистой страницы, почти ни одной «живой» строки. Я попробовал определить, чего добивался автор этой огромной, изнурительной работой? Простоты? Нет, не то… Нередко он еще усложняет и без того непростые образы и фразы. Скорее – ясности, точности. Он стремится к адекватности смысла и формы. И еще очень много «изобразительной» правки: оттенки цвета, конфигурация предметов, перемещения «в кадре» – все это уточняется бесконечно. Кажется, будто То Хоай не перечитывает текст, а снова и снова переживает написанное, воочию видит его. Да, подтвердил он, так и есть.

Для такой работы нужны колоссальная сосредоточенность, умение отрешиться от всего окружающего. И я понял, почему, когда американцы бомбили Ханой, жена То Хоая, уходя из дома, не очень-то надеялась, что муж услышит сигнал тревоги, и всегда прикрепляла к дверям записку: «Дома один человек. То Хоай». Такие записки на случай беды – для спасателей, чтобы знали, где и сколько могло остаться людей, – полагалось вешать на двери всем. Но многие не соблюдали правила: домашние-де все равно услышат сирену. Наверно, из них никто не сочинял книг…

В шкафу сложены и пожелтевшие от времени газеты – память журналистского прошлого. Еще в 45-м, когда французы – сначала только на юге – развязали военные действия против Республики, То Хоай отправился туда с корреспондентским мандатом. Потом в Ханое, незадолго до начала Всеобщего Сопротивления, в редакции газеты «Кыукуок» («За спасение Родины») его приняли в партию. В этой газете проработал он всю войну. Конечно, у вас, читатель, слова «работал в газете» непременно связаны со зданием редакции, где толпится народ, за каждой дверью стрекочут пишущие машинки, а где-то под боком в типографском цехе работают мощные ротационные машины. Ничего этого не было. В военных дневниках друга То Хоая, писателя Нам Као (когда-то, в 43-м, они вступили в одну ячейку подпольной Ассоциации культуры «За спасение Родины»), можно прочитать, как делалась поначалу газета: вся редакция – несколько человек перетаскивали на плечах из пещеры в пещеру немудреный печатный станок, художники из сланцевых плиток вырезали литографские камни, малярия валила людей с ног, – нечеловеческого труда стоил каждый номер, каждая полоса газеты. Потом стало легче, в освобожденных районах условия для издания газеты были несравненно лучше. Но Нам Као уже не увидел этого: в 51-м он был схвачен и расстрелян колонизаторами. А То Хоай по-прежнему отправлялся в пешие командировки, иногда за сотни километров. Он бывал на местах боев, в деревнях: там набирали силу ростки новой жизни; заглядывал в резиденцию – шутливое прозвище большой бамбуковой хижины, где помещалась созданная еще в 47-м Ассоциация культуры. Генеральный секретарь ее, прекрасный прозаик Нгуен Туан, тоже был другом; впрочем, многие старые друзья и знакомые – писатели, артисты, художники – находились в партизанском крае. То Хоай отовсюду слал материалы в газету. Он был настоящим военным корреспондентом, и правительство Республики удостоило его высшей военной награды – ордена Сопротивления I степени, Сверху на стопке газет лежит маленькая книжица, отпечатанная на серой ноздреватой бумаге – полторы сотни страниц, четыре рассказа о горцах и о войне в горах. По одному из них и названа книга – «Вниз, в деревню». Год издания – 1951-й. Книжка выпущена в джунглях. Сам То Хоай об этой своей работе упоминает редко. Но, наверно, без нее не было бы и другой, вышедшей через три года книги на ту же тему – «Повести о Северо-Западе» («Супруги А Фу» и др.), за которую ему присудили первую премию Ассоциации культуры.