Встретились три одиночества, подумалось ему. Три одиночества, дошедшие до крайней степени отчаяния – от тоски, от несбывшегося, от невозможности… невозможности – чего? Счастья? А ведь это еще более наивно, потому что счастье – всегда проходящий момент. Оно непостоянно. Ведь было же оно, счастье, а сейчас они сидят в этой машине, на Соде… Счастье, оно всегда разное, вот только не объяснить Эри, что счастье – это и ребенка своего на руках держать, только что родившегося, и обнимать любимую женщину ночью, и напиваться в хлам в компании лучшего друга, и вести гигантскую машину по континентальной дамбе под палящим солнцем Терры-ноль, и видеть, что ты вытащил безнадежного пациента, в клочья в бою разорванного. Счастье, оно не постоянно, и именно этим хорошо. Счастье – это жизнь и движение; а высшее счастье – это уметь чувствовать всей душой волшебство этих моментов, а потом помнить их, хранить в себе, и суметь, когда нужно, вытащить из души этот кусочек счастья, и греться возле него, как греется путник у крохотного костерка, разведенного в бесконечной холодной степи…
Эри смотрела на него своими удивительными глазами, ожидая ответа.
– Да, сработало, – подтвердил Ит. – Ты добилась своего. Тебе пятьдесят восемь, в душе ты – всё та же девочка, какой была, а настоящего возраста у тебя, считай, и нет. И – ты умираешь. Вот только делает ли это тебя счастливой?
– А при чем тут счастье? – недоуменно спросила она. – Я была счастлива.
– Когда? – горько спросил Ит.
– Четыре раза в жизни. Когда приходили… они. Хотя я вру. Уже не четыре, – она вдруг улыбнулась. – Ведь вы же здесь. Вы ведь пришли.
Ит только и смог, что покачать головой.
***
…В тот раз они встретились на Балаклавском, в лесочке, неподалеку от проспекта. Эри почти час сидела на полусгнившей – того и гляди, развалится – лавочке, курила (тогда она курила мало, разве что разволнуется очень), и ждала. Она ждала, что они придут от проспекта, но они почему-то подошли со стороны леса – как позже выяснилось, рыжий заявил, что «шагу не ступит на эту дорогой больше никогда в жизни». Она уже знала, почему. Посмотрела эту считку, нашла ее очень легко – поняла, что архиву можно задавать вопросы, и он тогда подсказывает, где искать. От того, что находилось в считке, ей до сих пор было дурно, до тошноты, до черных мушек в глазах. Все предыдущие кошмары меркли перед этим, а особенно ужасным оказался хруст ломающихся костей; она никогда не думала, что они ломаются с таким жутким звуком, ей почему-то казалось, что они как-то тихо должны, они же внутри, ткани должны глушить звук… наверное…
Черный был мрачнее туч, которых в тот день на небе имелось, к сожалению, в изобилии. Не смотря на пасмурную погоду, он сегодня почему-то пришел в темных очках, здоровенных, на пол лица, и очки эти почти не снимал – разве что на какие-то секунды, протереть стекла.
На вопросы Эри решилась не сразу. Полчаса они говорили о каких-то мелочах, про какие-то подмосковные электрички, про какие-то дачные поселки, но разговор не клеился, потому что Эри про эти поселки ничего не знала, и получалось так, что они больше говорили друг с другом, чем с ней, а ей это было обидно. И, наконец, она решилась.
Более тяжелого разговора в ее жизни до сих пор не было.
– Но почему вы не можете взять меня? – ее душили слезы, а со слезами надо было бороться – стоит разреветься, и мать потом догадается, что она ревела. А поскольку Эри ревела исключительно из-за школьных проблем, могли возникнуть ненужные вопросы – проблем на тот момент у нее хватало.
– Потому что это невозможно, – в сотый раз повторял черный. – Мы никому не сумеем объяснить твое присутствие.
– Это из-за того, что я плохая? Из-за того, что дура? Да? Из-за того, что у меня проблемы с головой? – про проблемы она слышала от мамы, но до того дня значения ее словам не предавала. Да и мама говорила, скорее всего, про ее, Эри, плохую память. По крайней мере, ей в тот момент казалось именно так. – Из-за этого?
– Нет, не из-за этого.
– Тогда из-за чего? Я вам не подхожу? Я что-то не так сделала?
– Ты ничего не сделала! – рявкнул вдруг рыжий. Голос его звучал рассерженно. – Мы просто не можем тебя взять! Понимаешь? Ну не можем! Потому что если мы это сделаем, будет плохо – для всех! И в первую очередь – для тебя!!!
– А что для меня может быть плохого? Меня там убьют, что ли? – отчаянно спросила Эри.
– Никто тебя не убьет, конечно, – вздохнул черный. – Но добром для тебя это всё не кончится. Мы там не одни живем, пойми ты, наконец!
– И эти, которые с вами живут, они что, вам приказывают? Эти ваши Встречающие, да?
– Никакие Встречающие нам ничего не в состоянии приказать!!! – заорал вдруг черный. Так заорал, что она испугалась. – Чтобы понять причину, тебе придется пролезть весь этот твой шкаф, или как ты его называешь, и только тогда ты, может быть, в чем-то разберешься! Для начала в том, что мы – не люди! Понятно тебе?!
– И что с того?..