Сода-солнце. Повести

- Эта вроде уже знакомая, - сказала она.

- Поняла? - спросил он у женщины средних лет и, видимо, средних способностей, он всегда знал это, но был уверен, что это поправимо.

Актриса смотрела на него с яростью.

- А теперь ступай, - сказал он. - Я не досмотрел сон. Ты меня разбудила, когда начиналось самое занятное.

Они обе ушли.

РАНЬШЕ ОН БЫЛ СПОКОЙНЫЙ

Вечер. Сад. Половодье цветов и листьев. На каменной скамье две женщины. Пожилая нанизывает бусы. Молодая поет:

В сновиденьях моих
Мы друг к другу прильнули,
Мы с тобою вдвоем,
Мы с тобою вдвоем.
Если серьги в ушах
У меня шевельнулись,
Это ты шевельнулся
В сердце моем.

Молодая положила лютню на колени.

Платье белое на ней из прозрачного шелка, вышито маленькими букетиками мирта и желтых цветов. На голове гирлянда из шиповника и веток чемерицы.

Она сорвала пучок мяты и, растирая ее между пальцами, надушила горячий воздух вокруг.

- Ох, не люблю я эту песню, - сказала старая. - Все поешь, все поешь. А ведь уже который год замужем. Пора остепениться.

- Подожди, Анита… - сказала молодая и быстро встала. Беглыми движениями она поправила волосы, опять села. - Кажется, приехали.

- Глаза бы не глядели… Ты же вся горишь…

- Иди, Анита… Иди… Я счастлива… - сказала она, глядя на идущих по дорожке.

Впереди высокий. Длинная борода, длинные волосы.

- Здравствуйте, синьора Джиоконда, - сказал он.

- Здравствуйте, синьор Леонардо, - ответила она тихо.

- Можешь сегодня не переодеваться, - сказал невысокий полный человек (ее муж). - Синьор Леонардо писать не будет. Он уезжает.

- Вы уезжаете?

Она поглядела на него недоверчивым взглядом крестьянской девушки, удивительным у такой взрослой и нарядной дамы.

- Уезжаю, Монна Лиза… Воине с пизанцами конца не видно. Мне синьория заказала военную картину…

Спутники Леонардо стояли молча.

- А как же мой портрет? - спросила она.

- Я вернусь, Монна Лиза… как всегда… Прощайте.

И Леонардо ушел со своими спутниками.

- Как всегда, - сказал муж, глядя ему вслед. - Вам не кажется, синьора, что ваш портрет несколько затянулся?…

Монна Лиза ничего не отвечает, и муж уходит, пожав плечами.

А Монна Лиза наклоняет голову и снимает слезинку со щеки.

Она снова берет лютню:

Встала я задула свою лампу,
А луна высокая светла.
Знаю, знаю, мне не надо плакать…
Вот опять слезинка потекла…

- Да, - говорит она, перестав плакать. - Вы попали в беду, синьора.

…Едут всадники по закатной равнине.

Спокойно ступают кони.

Впереди Леонардо в берете с пером по самые плечи.

Низкое солнце заходит за поле, пасутся свиньи. Далекие голубые холмы. Длинные тени пали на дорогу.

Это час тоски путешественников, час нежности в сердце того, кто сказал недавно «прости» милым друзьям.

Близкая ночь догоняет их, и они подстегнули коней.

Поднялась луна, огромная, желтая, и осветила дорогу с белыми призрачными фигурами. Это были волы. Белые волы тосканской породы.

Они бредут по скошенному полю, задевая рогами друг друга, и тянут бронзовые пушки с уродливыми колесами.

Вдали показался городской холм…

Зубчатые стены и воротные башни среди вытоптанных хлебных полей на берегу Арно, а за стенами города Пизы встает багровое зарево. Театр военных действий. Ну что же, спустимся в партер.

…Около деревни.

Женщина, нищенски одетая, роет лопатой землю. Возле наполовину вырытой ямы стоит бочонок. Двое детишек устало и давно плачут.

- Деточки мои… милые мои… - мать не оглядывается на них.

- Ма-а-ма… кушать хочу…

- Родненькие, кету кушать, не плачьте… Нету кушать…

- А в бочке?

- Воробышки мои… это не наше… Если мы сохраним бочонок от солдат, хозяин трактира нам заплатит.

Тихо подъезжает Леонардо со спутниками, молча смотрит, и его замечает мальчик.

- Мама… там дядя…

- Где? Где? - оборачивается женщина. - Не дам, проклятые, не дам! Мы умираем с голоду! А-а-а-а! Не дам!

- Что ты, голубушка, - говорит Мельци. - Мы не возьмем. Что ты?

- Не знаю, ничего не знаю! Мы не виноваты!

- Молчи… Ну… молчи! - говорит Зороастро. - Как нам доехать до Флорентийского лагеря?

- Вон дорога… Она приведет.

- Прощай, - говорит Зороастро, но мать обращается к Леонардо.

- Подайте милостыню, ради Христа. И Леонардо молча дает ей денег.

- Дай бог вам здоровья, синьор… Дай бог вам счастья… Синьор, у вас, может быть, найдется кусочек хлеба?… Ребеночек все плачет, и второй все просит есть… На деньги здесь ничего не купишь… Солдаты все позабирали…

Леонардо велит дать хлеба, и Зороастро достает хлеб из кожаной сумки. Женщина жадно хватает хлеб, дает детям. Извиняясь, смотрит на Леонардо и вдруг загораживает бочку.

- А-а-а-а! Не дам! - кричит она.

- Опомнись, женщина, - сурово говорит Зороастро. - Наш синьор не грабитель.

- А что он… грозно так смотрит?

- Грозно? - Зороастро оглядывается на Леонардо. - Он смотрит на тех, кто довел вас до нищеты.

- Что врешь… Здесь нет никого…

- Не мешай нам думать, женщина, - сурово говорит Зороастро.