Содержанка

Лида вздрогнула и подошла к узкому окну своего номера. Долго она вглядывалась в глубокое зимнее небо, в поблескивающие звезды и мерцающий свет окон готовящегося ко сну маленького городка Селянска. Снова она почувствовала, как этот русский пейзаж проникает в сердце, успокаивает его, напоминает ей что–то такое, что уже было там с самого рождения. Она любила эту страну, любила ее величественную измученную душу. Просто ступить на эту землю после долгих лет в Китае — одно это, казалось, удовлетворило некую потребность, которая сидела у нее глубоко внутри, хотя до этого она даже не догадывалась о ее существовании.

А Алексей, он тоже чувствовал это? Эту потребность? Лида не была уверена. Понимать его было трудно. Но она постепенно училась это делать, и, хотя ему казалось, что он надежно прячет свои мысли под маской безразличия (для чего Алексею и нужна была вся эта самодисциплина, которой Лида завидовала и которую в то же время презирала), она уже могла правильно прочитать едва заметное движение брови, игру желваков или легкое подергивание губ, когда его что–то забавляло.

Да, Алексей, не такой уж ты непостижимый, каким тебе хочется казаться. Я давно уже внутри тебя, вынюхиваю твои секреты, которые ты пытаешься скрыть. Может, отец у нас один, но матери разные. И я не так слепа, как ты думаешь. Тебе не понравилось, когда я сегодня поцеловала тебя в щеку, верно? Ты уже и не знал, как побыстрее убраться из моей комнаты. Как будто бы я тебя укусила. Тебе не нравится такая сестра? В этом все дело? Тебе бы хотелось чего–то другого? Во мне осталось слишком мало аристократической крови, зато появились повадки бродячей кошки, как, говорила моя мать?

Несмотря на то, что Лида и Алексей много лет жили в Китае в одном городе, они вращались в совершенно разных кругах и их дороги не пересекались. Только когда новый жених ввел ее мать, Валентину, в утонченный и блистающий мир высшего общества Цзюньчоу, Лида встретилась с Алексеем, Это произошло во французском ресторане, вспомнила она. И тогда брат показался ей высокомерным и холодным.

Хотя, когда ей нужна была его помощь, он всегда готов был помочь и делал это от всего сердца. После смерти ее матери, всего несколько месяцев назад, из письма, которое Валентина оставила ей, Лида узнала правду. Матерью Алексея была богатая графиня Серова, а отцом — датский инженер Йене Фриис. Сошлись они в Санкт–Петербурге, задолго до того, как Йене женился на Валентине. Алексей был поражен не меньше Лиды, когда узнал, что они родственники. Девушка знала, что это потрясло Серова, и сама испытала что–то подобное. До этого оба они считали себя единственными детьми, научились каждый по–своему справляться со своим одиночеством, но сейчас… Она представила себе его прямую спину, аккуратно причесанные каштановые волосы и сдержанную улыбку. Теперь у нее был брат. Человек, который стремился найти отца так же, как она.

Мысль о Фриисе, заточенном в одном из страшных сталинских лагерей, неожиданно отозвалась болью в горле. Она прислонилась лбом к замерзшему оконному стеклу, и резкое ощущение холода вернуло ее мысли из тех мест, о которых думать было тяжело. Она сконцентрировалась на завтрашнем дне. Станция. Еще один долгий день между Серовым и Попковым. Она поступила нехорошо там, в столовой, когда, чтобы придать силы казаку, заставила его вспомнить об Алексее.

«Попков, ты видишь его там, наверху? Он наблюдает за тобой».

Ее горячее дыхание вливалось ему в ухо.

«Ом хочет, чтобы ты проиграл. Он смеется, Попков, он смеется над тобой… Да, теперь ты победишь… Он ушел. Не смог смотреть, как ты побеждаешь».

Лида не могла допустить, чтобы казак проиграл. Он бы тогда опять ушел в запой на неделю. Напивался бы до беспамятства, отказывался бы ехать дальше, отказывался бы даже разговаривать. Такое уже случалось. Из его рта исходило бы только бессмысленное ворчание, а внутрь вливалась бы только водка.

Лида резко повернулась к кровати, на которой валялись две одинаковые кучки монет. Одну она всыпала в варежку и спрятала в свою дорожную сумку посреди других вещей, точно лиса, заготавливающая еду впрок, а вторую завернула в зеленую ткань, чтобы утром отдать Попкову. Утро. Еще один рассвет, который нужно пережить. Никогда она не чувствовала себя так одиноко, как в те минуты, когда просыпалась и понимала, что Чан Аньло не рядом с ней в кровати, что это только сон. Но завтра, может быть, они наконец уедут из этого постылого городишки. Она нетерпеливо постучала пальцем по оконному стеклу, словно хотела разбудить силы, которые находились за ним, и прошептала слова, которые произносила каждый вечер вот уже пять месяцев.

«Йене Фриис, я иду за тобой».

И, как всегда, в памяти всплыло предупреждение Чан Аньло: «Ты ступишь в открытую пасть дракона».