Содержанка для президента

— Отдала мне мальчика на обучение. Я ведь была самой дорогой и высокооплачиваемой шлюхой в стране. Вип сопровождение. Бриллиантовая куртизанка богемы. За одну ночь со мной платили столько, сколько тебе не снилось даже в твоих самых влажных снах, детка.

Я оперлась о стену и обхватила себя дрожащими руками.

— Мы были любовниками… потом я ему надоела, это и понятно, молодость не любит увядающую красоту, ей нужна яркость, свет, страсть. Но он подарил мне новую жизнь, и я больше не нуждалась ни в чем! Я больше не должна была себя продавать! Взамен он получил мою преданность и верность… и любовь. Она не такая, как у тебя. В ней нет места похоти, ревности, ненависти… хотя я бы не отказалась вернуть его в свою постель. Но я люблю его как мать и как друг, и в моей постели он счастлив не будет! Так что не тебе судить о любви, ма птит! А теперь пошла в ванну и умылась, легла в кровать.

— А я… я когда-нибудь рожу? У меня будет семья?

— От него? Нет. Тебе не дадут. Довольствуйся тем, что есть, и стремись к большему.

— К чему? Где они… его женщины? Его любовницы или кто они там? Что он с ними сделал? Убил? Стер с лица земли? Вот что меня ждет?

Внезапно она ударила меня по щеке, и я резко замолчала.

— Самым болтливым закрыли рты и тебе закроют, если не поумнеешь. Не все созданы для семьи и для детей. Ты должна на него молиться, он тебя из нищеты вытащил.

А я не хочу молиться… я любить хочу, я вдруг поняла, как сильно хочу его любить, быть кем-то большим, чем содержанка.

Она продефилировала по лестнице вверх, а я облокотилась спиной о стену и закрыла глаза. Я не хочу так… не хочу быть ею. Такой, как Эллен. Не хочу. Медленно взяла ожерелье и провела по нему пальцами. И вдруг поняла, что с меня хватит. Я больше так не могу. И притворяться, что я с этим мирюсь и мне все нравится, убеждая себя, что могло быть хуже — просто лицемерие и самообман.

Решительно пошла в сторону комнат для прислуги и постучала в покои Гройсмана. Когда он открыл дверь в халате и в очках, я очень тихо сказала.

— Помогите мне сбежать отсюда… или я расскажу о вашем сговоре с таксистом!

Он долго смотрел на меня, потом кивнул, и я вошла в комнату. Он осмотрел коридор и запер дверь на ключ.

— Послушай меня внимательно, девочка. Я сразу пресеку твои попытки шантажа — так вот, таксист был нанят не мной. Поняла? И не я ему платил за то, чтобы тебя воспитывали.

— А кто платил?

— Ну ты же у нас умная. Сложи дважды два. Или, правда, только для одного и пригодна. Все мозги между ног?

Удар был ощутимым слева. Там, где всегда больно последнее время. Там, где поселился проклятый Айсберг и не морозит, нееет, он жжет меня, испепеляет, и нет ни конца, ни края этим ожогам.

— Тогда почему тех… тех убрали, а его нет?

— Потому что те сделали то, чего им не велели. Тронули то, что не принадлежит им. А таксист выполнил свою работу. Он у нас справедливый. Пусть и жестокий.

Нет, я не испытала облегчения. Мною все равно играли, как марионеткой, манипулировали, играли с моей психикой… А я бежала к нему, как к спасителю. Но он же меня и губил. Бьет и ласкает. Тыкает в грязь и жалеет. Держит кнутом и пряником. И самое страшное, что все это работает.

— Я хочу от него уйти!

Гройсман зло засмеялся.

— А кто не хочет? Все хотят. Только от него уйти можно только туда! — показал пальцем вверх. — Не раз ожидал, что ты скоро там окажешься, но тебя с удивительным постоянством жалеют. Что только нашел в тебе? Ведь красивее были, статнее, пышнее. И за меньшее без головы оставались, а ты… ты у нас неприкосновенная.

Тяжело дыша, я смотрела на этого невысокого человека и понимала, что он единственный мой путь к спасению. Он знает этот дом, знает хозяина и знает нужных людей. А еще… он явно меня ненавидит.

— Я вам не нравлюсь?

— Ты никому не нравишься!

— Почему? Что плохого я вам сделала?

Он сел в глубокое кресло и накинул себе на ноги клетчатый плед. Потянулся за маленьким графином и налил в стакан темно-коричневой жидкости на самом дне.

— Настойка по рецепту Тамары Исааковны. Славная была женщина… подруга моей покойной матери.

Отпил из стакана, промокнул рот салфеткой.