Содержанка

— Потому что еще плохо говорила по-русски?

— Да, — солгала она.

— Я так и думал.

— Расскажи сейчас.

Он набрал полную грудь воздуха, будто собирался нырнуть. Что же его так страшило? Какого опасного течения из прошлого он боялся? Рукой в перчатке Лида легонько погладила его по рукаву, и в тот самый миг на этом клочке грязи посреди этой земли, которая была им одновременно родной и чужой, она вдруг поняла, что никогда еще не ощущала такой близости к брату. Когда ее перчатка прикоснулась к его рукаву, девушке показалось, словно что-то расплавилось и накрепко соединило их. Она даже слегка удивилась, когда поняла, что может оторвать от него руку без всякого усилия.

— Он приходил к нам, — негромко заговорил Алексей. — Йене Фриис. В Санкт-Петербурге. Я и мать жили с ее мужем, графом Серовым, которого я всегда считал своим отцом, в большом доме с длинной, посыпанной гравием подъездной дорогой. Я, дожидаясь Иенса, шел в салон на верхнем этаже, садился у окна и начинал высматривать его. Дорогу лучше всего было видно оттуда.

— Он часто приходил?

— Каждую субботу, днем. Я никогда не спрашивал, почему он бывал у нас так часто или почему так любил возиться со мной. Иногда он приносил мне подарки.

— А какие?

— О, разные. — Он слабо махнул рукой в морозном воздухе. — Иногда марки для моего кляссера, иногда сборные модели.

— Модели чего?

— Кораблей. Например, шхуны, которая должна была плыть на Дальний Восток. Но иногда он завязывал мне глаза, поворачивал меня несколько раз, а потом дарил книги.

— Какие книги?

— Поэзию. Он любил Пушкина. Или русские сказки. Он родом из Дании, но очень хотел, чтобы я знал русскую литературу.

Она кивнула.

— И вот, когда мама говорила, что должен прийти Иене Фриис, — продолжил Алексей, на удивление тепло, — я бежал к окну и прятался там, чтобы, когда он подойдет поближе, вскочить и замахать ему. — Брат смущенно усмехнулся. — Подумаешь, просто маленький мальчик в одном из тридцати с лишним окон.

— И он замечал тебя?

— Да, всегда. Он снимал шляпу и махал ею с таким радостным видом, что мне хотелось смеяться.

— Он приезжал в карете?

— Иногда да, но чаще он ездил верхом на лошади.

Лошадь.

Неизвестно откуда в голове Лиды вдруг возникло воспоминание, оно как будто просочилось туда сквозь тонкие кости черепа. Лошадь. Прекрасная гнедая лошадь, которая ходила, высоко поднимая ноги. У нее была черная грива, за которую Лида так любила держаться своими короткими пальчиками. Лошадь, от которой пахло прогорклым маслом и сладким овсом. Лошадь, которую звали…

— Герой, — пробормотала она.

Лицо Алексея неожиданно оказалось совсем рядом. Лида даже почувствовала запах табака.

— Ты тоже помнишь Героя?

— Да, — шепнула она. — Мне очень нравились его уши.

— Уши?

— Как прядал ими или настораживал, когда чему-то радовался. Или прижимал, когда сердился. Мне они казались такими выразительными, прямо волшебными, что я не могла глаз от них оторвать. Мне самой хотелось иметь такие же.

Она скорее не увидела, а почувствовала, что Алексей улыбнулся.

— Йене катал меня на нем. Садился в седло и усаживал меня перед собой, а я цеплялся за гриву Героя, как обезьяна. А позже, когда я подрос и мне купили пони, мы выезжали с ним вдвоем на прогулку.

Лида негромко вздохнула.

— Сначала мы ездили по набережной Невы, — Алексей обращался к Лиде, но она не сомневалась, что в тот миг мыслями он был где-то далеко, — а потом легким галопом уезжали в лес.

Мы. Всегда это мы.

— Мы тогда много смеялись. Мне больше всего нравились наши прогулки осенью, когда листья на деревьях становились такими ярко-желтыми и красными, что казалось, будто они горят огнем. Это продолжалось до тех пор, пока однажды (мне тогда было лет семь) он не поставил меня перед собой, как маленького солдатика, и не сказал, что больше не сможет приезжать ко мне каждую субботу…

Алексей надолго замолчал. Лида вслушалась в затянувшуюся тишину. Они оба знали причину того, что привычки Иенса изменились. Но Алексей назвал ее.

— Очевидно, тогда он сошелся с твоей матерью, Валентиной. Понятно, что он должен был прекратить видеться с моей.

— И после этого ты его не видел?

— Нет. Я потерял его на целый год и не догадывался, почему это произошло. Я слышал, как он ссорился с матерью, поэтому долго винил во всем ее. Но потом он снова стал возвращаться, без предупреждения.

Лида изумленно уставилась на него.

— Не удивляйся, — сказал Алексей. — Это случалось нечасто. Он приезжал на дни рождения или на Рождество, покататься на санях. Иногда мы ненадолго выезжали верхом в лес. Это и все.

— А как ты обращался к нему?

— Дядя. Дядя Йене.

Лида промолчала.

— Он учил меня брать препятствия на лошади. Сначала прыгать через сучья на земле в лесу. Этому я быстро научился. Но потом стал ставить мне задачи потруднее: заборы и ручьи. — Алексей поднял голову, и Лида увидела, как дернулся его кадык. — Он всегда смеялся, когда я падал, и иногда… — Алексей грустно улыбнулся. — Я, бывало, специально выпадал из седла ради того, чтобы услышать его смех.