Содержанка

8

Они гуляли, пока небо не утратило своего яркого сияния и не сделалось бледно-красным, цвета остывающего расплавленного металла. Закатный свет окрасил все вокруг в розоватые оттенки, что скрашивало суровость пейзажа. Состояние природы соответствовало настроению Лиды. Ей до смерти надоели острые углы, осточертели контрасты: черное и белое, хорошо и плохо. Ей казалось, что она понимает себя, понимает, где заканчивается ее личное и начинается чужое, думала, что знает, когда остановиться и когда начинать. Но сейчас… Сейчас она перестала понимать что-либо. Может быть, она взялась за дело, которое ей не по плечу? Может быть, она вовсе не такая сильная, какой считала себя раньше? Какой ее считал Чан Аньло?

«У тебя сердце льва, — однажды прошептал он ей, проводя пальцами по ее медным волосам. — И львиная грива». Он поднес к губам ее локон, и она решила, что сейчас он поцелует ее волосы, но Чан не поцеловал. Вместо этого взялся за них зубами и, медленно двигая челюстью, откусил кончики длиной примерно с палец. Его черные глаза, казалось, заглядывали ей в самую душу, когда он глотал рыжую прядь. Дрожь прошла по всему ее телу от того, что она увидела, как пришли в движение мышцы его горла, когда волосы с ее головы проходили внутрь его тела. «Теперь ты — часть меня, — просто сказал он и улыбнулся той самой улыбкой, от которой у нее замирало сердце. — Теперь я слышу твое львиное рычание внутри». Она рассмеялась и прильнула к нему, зарычала, грызнула его ключицу, провела ногтями по упругой коже у него на груди.

— Лида? — Это был голос Алексея. Брат заглядывал ей в лицо. — Ты меня слушаешь?

Он произнес это спокойно, даже усмехнулся, но в его тоне она почувствовала тревогу, неуверенность. Он в ней тоже сомневался. Когда они вышли из печатной мастерской, Алексей взял ее под руку, и так они отправились гулять по городу. Серов провел ее мимо грандиозных колонн у входа в библиотеку имени Ленина в тихий парк, прорезанный многочисленными гравийными дорожками, огражденными небольшими заборчиками из железных обручей. Лиде они напомнили открытые рты, просящие еды. Ей вспомнился трудовой лагерь.

Она крепче ухватила руку брата. В парке никого не было, и все же он казался оживленным: повсюду наблюдалось какое-то движение, непонятное беспокойство. Ветер гремел голыми ветками, гонял газетные листы вокруг постамента на центральной аллее, под ногами мотало пустые пачки «Беломора» и скорлупу орехов. Пока они гуляли, Алексей говорил, и его голос успокаивал, его слова, подобранные с безграничным тактом, становились чем-то вроде опоры для нее, придавали сил и заставляли снова поверить в себя. Шаг за шагом он прошелся по всем пунктам их плана и провел ее за собой, указал путь, напомнил.

Алексей похлопал себя по талии, там, где под одеждой скрывался потайной пояс с деньгами, и улыбнулся. Искренне, без той отстраненности, за которой так часто скрывал свои чувства и мысли. Они вышли из парка и теперь брели по улице в том районе города, где дома были поменьше, а окна украшали красивые резные ставни.

— У нас есть деньги, — напомнил сестре Алексей. — У нас есть алмазы и новые документы для отца. Мы хорошо подготовлены, Лида.

— Я знаю.

— Мы всегда знали, что предлагать взятку охранникам лагеря слишком опасно. Нам нужно найти человека, настолько жадного, что он будет готов душу продать и рискнуть всем… Даже не побоится казни. На это…

— Я знаю, — промолвила Лида и, помолчав, повторила: — Я знаю.

Ветер тут же подхватил ее слова и унес куда-то.

— На это может уйти много времени, — ровным голосом продолжил Алексей. — Мы не можем… Ты не должна… рисковать, чтобы…

— Я знаю.

Он замолчал. Но рука Лиды по-прежнему лежала на его согнутом локте. Она чувствовала его силу, силу его ума.

— Алексей.

— Что?

— Как ты думаешь, папа мог быть среди тех заключенных, что мы видели?

Девушка почувствовала, как напряглись мышцы на его руке, услышала, как он глотнул воздух.

— Ты имеешь в виду тех, что тащили телегу с бревнами? — Да.

— Вряд ли. — Голос брата был спокоен, как будто они разговаривали о том, пойдет ли завтра дождь.

— Мне показалось, у одного из них были рыжие волосы.

— Нет, Лида. Мы были слишком далеко. Ты никак не могла рассмотреть этого. Тебе просто хотелось это увидеть, вот ты и подумала, что увидела. И потом, может, у него волосы давно уже не рыжие.

Они посмотрели друг на друга и молча продолжили путь. Улицы становились все уже и неприветливее. Добротные кирпичные здания уступили место бесформенным деревянным лачугам, покосившимся и запущенным. Рыжая дворняжка, сидевшая на пороге одной из них, заскулила им вслед.

Тебе хотелось, и ты подумала.