Содержанки

Я мысленно возликовала. Значит, все-таки увижу его снова! Может, это и странно, но внутри я чувствовала себя так, словно иду на преступление. Это было опасно, выходило за всякие рамки. Я не должна была снова встречаться с усталым, грустным доктором с такими умными глазами. Я знала прекрасно, что это было бы ошибкой. Но вместо того, чтобы четко и твердо сказать, что ни к какому Архипову мы никогда в жизни не поедем и что обслуживание у какого-то обычного доктора из обычной больницы – это не наш метод, вместо этого я только безвольно кивала и позволяла Марине заманить нас в ловушку. Я повторяла себе, что это все неправда и что для меня существует только Дашка и сейчас самое важное – ее здоровье. И хотя так было на самом деле, все же я имела достаточно силы воли, чтобы признаться себе, что вошла сама с собой в преступный сговор. И я вполне готова сделать какую-нибудь глупость, за которую буду потом расплачиваться всю жизнь. Преступление и наказание. Достоевский был прав, будь он неладен. Если бы только он еще написал, как удержаться от преступных мыслей. Тварь ли я дрожащая от мысли о том, что готова бросить Свинтуса. Или имею право на счастье? Не пострадать бы самой от топора!

– Значит, до среды? – улыбнулась Марина.

Она тоже обрадовалась и принялась рассказывать, что если нам повезет, то на УЗИ на семнадцати неделях уже можно будет определить пол ребенка.

– Как это? – поразилась Дарья, и они обе принялись обсуждать детали предстоящего мероприятия.

Марина казалась всерьез счастливой. Это можно было даже понять по тому, сколько времени она на нас тратила. Она звонила, она таскала Дашку в магазины. Она привела Архипова в мою жизнь.

* * *

Марина не знала об Архипове многого. Положа руку на сердце, она почти ничего о нем не знала. Она помнила, как он пришел в их отделение, красивый и робкий. Он не курил, не любил пропустить по стопочке на ночном дежурстве и был постоянно погружен в какие-то свои мысли. Много читал, преимущественно по теме своей работы. Его тема была – гипоксия плода или что-то вроде того. Где он жил и с кем, Марина не знала и тогда, а уж сейчас и подавно. По ее словам, он был мягким и сговорчивым, всегда брал на себя больше, чем нужно: больных, беременных с их бесконечными тревогами и вопросами – все, что угодно. Марина помнила, что он всегда относился с заботой и к медсестрам, и к коллегам. Она рассказала, что Архипов всегда приносил больше всех разного чая-кофе, печенюшек и вафель со сгущенкой. Он подкармливал голодных студентов-практикантов и мог терпеливо, в пятьдесят пятый раз показывать, как именно делать пункцию. Марина говорила, что ей даже тогда казалось, что она ему нравится – хоть он и младше ее лет на пять. Он смотрел на нее по-особенному, наливал чай, а когда она после тяжелых родов находила пару свободных минут, он давал ей спокойно поспать, принимая вместо нее пациентов со «Скорой».

Но я почему-то была уверена, что Архипов поступал так со всеми своими коллегами без исключения. Таких людей почти не осталось. Я говорю это с полной уверенностью. Я встречала много разных людей и видела их глаза. Я слышала много разных слов и научилась определять цену и словам, и их авторам. Если быть до конца честной, такие глаза я видела только дважды в своей жизни. Архипов и… моя Адочка из Ростова, которая, если уж разбираться, была мне больше матерью, чем моя собственная мать. Она уже умерла, к сожалению, но без нее я бы так и осталась глупой простушкой из неблагополучной семьи. Она – моя незабвенная Ада Федоровна – научила меня думать, делать что-то самостоятельно, стоять на собственных ногах, научила меня танцевать. И к тому же научила меня мечтать. Что с того, что наши мечты так и остались мечтами, разбились о рифы реальности. Я стала не тем, кем должна была стать, кем она хотела, чтобы я была. Я стала собой. Это нормально, это так и бывает. Мечты никогда не сбываются. Свинтусы же, напротив, сбываются регулярно.

Архипов встретил нас, сидя за тем же самым столом, что и в первый раз. Когда мы вошли, он скользнул по нас троим быстрым рассеянным взглядом и снова склонился над бумагами. Дашка была уложена медсестрой на кушетку, мы с Мариной сели спина к спине, она – рядом с Архиповым. Я – лицом к окну. Медсестра достала сантиметр, какую-то трубку и стала задавать свои обычные вопросы:

– Когда были последние месячные?

– Я не помню… – растерялась Даша.

– Хм, – медсестра пожала плечами. – Ну хоть примерно. В каком месяце.

– А, в июле? – скорее спросила, чем сказала Даша.

– С какого времени живете половой жизнью?

Этот вопрос заставил Дашу покраснеть до кончиков ушей. Я смотрела в окно и злилась, мне не было видно Архипова. Все, чего я хотела от нашего визита, – это смотреть на него. В этом и состояло по большей части мое преступление. Я хотела снова его увидеть, снова тихонько окинуть его долгим взглядом, запомнить все детали. Мне было интересно, как он сидит, как пишет, как поправляет волосы.