Содержательное единство 1994-2000

Причины такой антисербской однозначности "миротворчества" Запада вполне прозрачны: если подавить сербов, как исторически "державный" югославский этнос, в регионе более никто не сможет держать на себе устойчивость балканской конструкции и дорога к вожделенному балканскому переделу или балканскому хаосу будет открыта. И, конечно же, именно в почти единодушной западной антисербскости кроется главная причина непрерывно нарастающего в последнее десятилетие сербского национализма. Но это – причина не единственная.

Дело в том, что само по себе создание сначала Королевства сербов, хорватов и словенцев, а затем и Югославии происходило очень сложно. Фоном для этого создания "Балканского стабилизатора" была острая политическая (между бывшими патронами территории – империями Габсбургов и Османов) и конфессионально-параполитическая (между Ватиканом, Константинополем и исламом) борьба. Эта борьба заявляла о себе и в годы русско-турецкой войны 1876-78гг. на Балканах, и в годы Первой мировой войны, когда Россия в немалой степени оказывалась заложницей сложных панславистских, панправославных и т.п. игр, а также параполитических изысков и хитросплетений древних римских, византийских, венецианских и прочих сюжетов, возрождаемых кружком черногорских принцесс Станы и Милицы.

Кроме того, еще до Первой мировой войны на хитросплетения этих сюжетов наложились и династическая борьба за югославский престол Карагеоргиевичей (и породнившихся с ними черногорских Негошей) и Обреновичей, и внутриполитическая борьба за форматы югославского наднационального патриотизма и великосербского национализма (монархическая офицерская боевая организация так называемой "Черной руки" во главе с Драгутином Димитриевичем-Аписом – против "Белой руки" – альтернативной гвардии короля Александра).

Причем, разумеется, у каждой из борющихся югославских партий имелась сложная и зачастую предельно двусмысленная структура международной поддержки. Особенно важным фактором такой поддержки оказалось то обстоятельство, что правящие династии Югославии оказались в тесном родстве с большинством королевских домов Европы. Отметим также, что после Первой мировой очень существенный вклад и в эту борьбу, и в становление в ее ходе великосербского национализма внесла русская послереволюционная монархическая эмиграция, в период между войнами игравшая очень большую роль в югославской политике.

Но те же сюжеты, с их внешними структурами поддержки, никуда не делись и в годы Второй мировой войны, и после воссоздания в 1945 году югославского федеративного государства. Более того, скрытый, подводный накал борьбы за политику и ориентацию Югославии временами даже усиливался в результате идейно-политической ориентации разных внутриюгославских групп на разные внешние силы и страны, и прежде всего на Германию (куда после войны попало огромное количество усташей), на Великобританию, Францию и США (куда эмигрировало множество сербских националистов – четников), на СССР и затем Россию (куда с ожиданием и надеждой смотрело большинство сторонников панславизма и югославского интернационального государственного патриотизма).

Распад Югославии, в очень высокой степени являвшийся результатом этой борьбы, одновременно резко ее обострил. Но он не мог не вывести в самой Сербии на первый план именно великосербский национализм. Хотя бы просто потому, что в ходе этой войны Сербия получила не менее 700 тысяч униженных, обобранных, потерявших родных, близких, дома и скарб сербских беженцев. И потому, что очень большие, сильные (и оказывающие немалое политическое влияние) группы прежних сербских эмигрантов в странах диаспоры также получили новое крупное и радикально-националистическое пополнение.

Но и это не все. В результате войны и военного стресса в ранее сытой и сравнительно благополучной, уже глубоко вестернизированной Югославии (напомним, что все "блага западной цивилизации" – от пепси и рок-музыки до наличных долларов и особенно немецких марок – Югославия получала достаточно давно и в большом количестве) не мог не развиться хорошо известный всем специалистам массовый синдром – дистресс поражения. А такой дистресс, с его симптомами социальной апатии, неверия в государство и собственные силы людей, не может быть избыт без яркого идеологического наполнения, придающего любым коллективностям и индивидуальным действиям новый жизненный смысл.

Вне подобного идеологического наполнения нарастающий социальный распад оказывается неизбежен. А в поствоенной Сербии идеологического выбора почти не осталось. Социализм, и без того слабый уже во времена Тито, рухнул вместе с СССР. Западный либерализм показал в Сербии свое "образцовое" лицо, как нигде в мире. Югославский интернациональный государственный патриотизм практически маргинализовался в результате отпадения Хорватии, Словении и Македонии. Панславизм и надежды на помощь "русского брата" также оказались почти вымараны из по крайней мере элитного и большой части массового сознания двусмысленно прозападной югославской политикой России последнего десятилетия.