Разбирая лингвистику госпожи Латыниной и ее претензию на дескрипцию метафизики и онтологии власти, я по сути уже поднял эту проблему. И никак не ради уничижения Латыниной. Хотите еще раз повторю? Способный человек, плодовитый журналист и писатель. Личность с какой-то оппозиционностью. А я оппозиционность не просто уважаю – я ее считаю неизымаемой из любого нормального общества.
Но то, что оппозиционность нужна для того, чтобы общество было нормальным, вовсе не означает, что в ненормальном обществе оппозиционность не будет носить столь же ненормального характера. Минус на минус не всегда дает плюс. Оппозиция онкологии – это не обязательно здоровое тело. Это может быть и рассеянный склероз.
Для того, чтобы противостоять патологиям культурного свойства, нужна не оппозиционность, опирающаяся на ту же культурную патологию, а контркультура. В нормальном обществе контркультура – это, например, Владимир Сорокин. И ничего плохого в этом нет. Вещи плохи не сами по себе, а только в соответствии с тем, какую позицию они занимают. Если господин Сорокин превращается в культурный мейнстрим, то контркультурой становятся не только Достоевский или Пушкин, но и Гессе, Томас Манн, Борхес и много кто еще.
Если, например, "Мурка" ("Здравствуй, моя Мурка, Мурка дорогая! Здравствуй, дорогая, и прощай!") станет, упаси бог, государственным гимном, то надо будет секретно собираться в каких-нибудь подвалах и слушать Шостаковича или Моцарта. По социальному статусу в этом случае Шостакович и Моцарт станут контркультурой. А как там насчет реальности? Ась?
Я, как вы понимаете, не о музыке. И даже не о культуре в узком смысле слова. Я о состоянии общества. Если все общество находится в определенном состоянии (или это состояние – суть мейнстрим), то примитивное позиционирование уже ничего не значит. За вы или против, справа вы или слева – какая, к барану, как говорит Ю.Латынина, разница? Вы внутри этого самого мейнстрима.
А чтобы быть вовне, нужно быть не против кого-то (например, Путина). Нужно занять не оппозиционную, а контркультурную позицию. Что же происходит, если контркультурную позицию не занять, а оппозиционную занять? Вопрос, согласитесь, немаловажный.
Только ради обсуждения этого вопроса я анализирую конкретные фигуры и их высказывания. Я уже анализировал высказывания госпожи Латыниной, господина Окуджавы. И хочу обсудить еще одно высказывание – высказывание господина Пионтковского. А обсудить – никоим образом не значит осудить.
На господина Пионтковского сейчас "наехали", как мне кажется, самым глупым и бессмысленным образом. Могу я, дав категорическую оценку такому наезду, заняться некими философскими проблемами, упакованными в высказывания Пионтковского? Могу и должен! Иначе мы из огня да в полымя. Из лающего "одобрямс" – в обратную сторону. Ну, так вот – меня всего-то интересует одна фраза. А также герменевтика культуры, которая из фразы сей вытекает.
Фраза носит репрессивный характер и описывает Путина как неудачника из бедной пролетарской семьи, выросшего в коммунальной квартире. Оставим в стороне вопрос, почему неудачник – при такой-то карьере. И сосредоточимся на пролетарской семье и коммунальной квартире. То есть на уничижительной оценке, опирающейся на факт социального генезиса. Налицо тут две вещи – сама уничижительная оценка и то, на что она опирается.
Спросят: "И что? Это его мнение! Он так прочитывает данное лицо! А вам бы, наверное, хотелось, чтобы он называл Путина гением всех времен и народов?!" Этот вопрос относится к праву Пионтковского на уничижительную оценку как таковую любого лица, включая президента. Такое право носит для меня абсолютный характер. А любое посягательство на это право вызывает глубокое возмущение.
Иными словами, могу, положа руку на сердце, сказать, что мне не хочется (поверьте, действительно не хочется), чтобы господин Пионтковский называл господина Путина гением всех времен и народов. У нас слишком долго царил климат, при котором все политические лидеры описывались комплиментарно. И существовал запрет на другой тип описания.
Я не был в тот период ни членом правящей партии, ни секретарем Союза писателей, ни даже официальным работником идеологического фронта. Я был авангардистским и сугубо неформальным интеллектуалом широкого профиля (руководил авангардистским театром, психологической лабораторией, философско-методологическим семинаром etc.). И я всегда презирал лакеев – как официозных, так и стремительно перекрасившихся.
Я презирал их раньше, презираю и теперь. А презирая, уже по одной этой причине не могу не уважать тех, кто не лебезит перед властью. И охранительный крик "цыц, смутьяны!" не рвется из моей нонконформистской души.
Я не о политических "цыц" говорю! Я говорю о состоянии культуры в самом широком смысле этого слова. Потому что культура-то – это тоже некие "цыц". Называются они "табу". В определенных культурах эти табу относятся к сакрализованной власти. Но у нас она не сакрализованная, и в принципе табу нет. Их никогда и не было в России – на уровне культуры как таковой.