Содержательное единство 2007-2011

Фашизм соединил социокультурную власть с властью в узком смысле слова. То есть с властью политической и экономической. Нельзя сказать, что он отбросил последнюю. Он применил ее на всю катушку. Но если бы он применил только ее, то марксистский аппарат прогноза дал бы верные результаты. Немецкий пролетариат как данность, как существующая социальная структура, действительно восстал бы против диктатуры капиталистических монополий и полуфеодальной латифундистской военщины. И фашизм (который в этой надежде многие марксисты поддерживали) действительно стал бы коммуно-социалистической революцией. А такая поддержка – ускорением "родовых мук истории".

Но марксисты не ощущали феномена новой власти – социокультурной. Они не были готовы к тому, что их противники задействуют эту власть. Возможность задействования такой власти находилась за рамками их представления о линейном прогрессе.

Теперь кто-то выдает этот линейный прогресс за "предопределенность восхождения усложняющихся систем". Марксисты 20-х годов ХХ века (включая лучших из них) верили в такую предопределенность. Они игнорировали сложные циклы мировой истории. Они считали "черные дыры" этой истории несущественными отклонениями, справедливыми лишь для глубокой архаики. Непоследовательные попытки самого Маркса нащупать нечто подобное, сводя оное к пресловутому "азиатскому способу производства", игнорировались.

Да и кто мог вообразить себе взрыв подобной "азиатчины" в одной из самых продвинутых западных стран – Германии? Причем Германии, в которой буржуазная демократия уже наступила, военщина оказалась отодвинута от власти и т.д. То, что проявилось в фашизме, стало шоком для марксизма 20-х годов. Потому что произошло именно это (рис. 17).

Капитализм, опасаясь социалистической революции, решился на формационный ход, превращающий его в неофеодализм, в новый тип формации "В". При этом место субъекта, который мы называем капиталистическим, в этом самом "В" оказалось в чем-то даже лучшим, нежели место этого же субъекта в пределах его родного капитализма.

Подобный "ход конем" оказался социокультурной "пробой пера". Очень грубой пробой. Первой и в чем-то неудачной. Но лиха беда начало.

Рассмотрев нашу схему применительно к этой первой ситуации, я сразу же предлагаю применить ее к двум другим. Не столь глубоким, но в чем-то даже более актуальным.

Вторая ситуация касается того же капитализма, но уже в конце ХХ века. Когда ему нужно преобразовываться во что-то постиндустриальное. А он понимает, что это слишком рискованно, что можно, так сказать, потерять место (рис. 18).

Можно подробно разбирать этот "ход конем" и его слагаемые. Псевдореволюция хиппи, уводящая часть интеллигенции в одну сторону от посткапиталистических изменений. Псевдореволюция яппи, уводящая другую часть интеллигенции в другую сторону. "Секс, драг, рок". Потребительство, масс-культурные трансформации и многое другое, включая глубокую управляемую мутацию левых движений, отрыв этих движений от классической социальной базы. И кое-что из того, что нам еще, наверное, не до конца открыто.

Но подобный "ход конем" был бы невозможен без определенной синхронизации. И тут я перехожу к коллизии с распадом СССР и последовавшими за этим шоковыми реформами (рис. 19).

Предлагая подобную модель, я тем самым делаю сразу несколько рискованных утверждений.

Прежде всего, я утверждаю, что именно советский правящий "политический класс" использовал социокультурные технологии для запуска регресса, отвечающего его властным интересам. Этот регресс осуществлялся в два этапа. Сначала социокультурный шок при Горбачеве, когда правящая партия, обладая монополией на средства массовой информации (то есть на информационное оружие), расстреляла из этого оружия сознание своего народа. Взорвала ценности, идентичности, сами предпосылки идеального (а тем самым и социальности, в том числе).

В дальнейшем к социокультурному шоку добавился шок социально-экономический, а также пресловутое всевластие пиар-технологий. Подобное всевластие кажется смешным. Но только если нет аппарата для его реального понимания. Я же предлагаю некий аппарат (рис. 20).

И утверждаю, что именно осознание определенными группами советской номенклатуры значения социокультурной власти и возможностей неограниченного использования этой власти в интересах самосохранения – представляет собой ту проектно-рефлексивную основу, на которой было построено все, с чем мы имеем дело сейчас. По сути, советский правящий класс, самосохраняясь, объявил наиболее радикальную войну истории. И сделал это по уже приведенной мною схеме (рис. 21).

Если западный "неокапитализм", делая "ход конем", чуть-чуть "подопустил" свое общество, разместив его в потребительской нише, то советский "номенклатуризм", делая тот же "ход конем", сбросил общество до конца. Ради самовыживания он согласился на распад страны, потерю зон влияния, демонтаж извечных историософских амбиций, подрыв идентичности и идеальных предпосылок вообще, – то есть, на регресс и расчеловечивание.