Содом Капустин (Поэма тождества)

Восхищенный, благодарный и пораженный в самое сердце, печень и солнечное сплетение твоей несказанной, неразгаданной и неподдающейся выражению, соображению и пониманию милости, жертве и соболезнованию Золотарь, порывшись в своих карманах, кошельках и портмоне, вытащил три колокольчика из технеция, звеневшие малиновым, калиновым и медовым звонами и приладил их на место, где были твои яички.

Ты ведь не забудешь всё последующее?

Вышагивая тихо, осторожно и бесшумно, словно обутый в валенки як-производитель, которого уводит вор, пока облака прикрыли серп месяца, а пастухи пьют цзампу, или как падает из пипетки капля, которая, из-за малой высоты падения и поверхностного напряжения, не сливается с общим объемом, а скользит по водной глади, твоё тело, ведомое, провожаемое и сопровождаемое Золотарём, кралось, вышагивало и перемещалось по запутанным подземельям, подвалам и отвалам так осторожно, осмотрительно и острожно, что не звякал, не дребезжал и не шелохался ни один из колокольцев, заменивших твоему телу бубенцы, тестикулы и яички. Вскоре вы оказались в местах заповеданных, запрещенных и недоступных для простых арестантов.

Золотарь вел твоё тело по вырубленным, выжженным и выеденным в кирпичах галеркам, анфиладам и балконам, спрятанным в тени, высоте и заброшенности. Если бы ты на мгновение вышел бы из своей медитации, погружения и одиночного плавания в пучинах самого глубокого себя, ты бы, возможно, был поражен, подавлен и ошеломлен картиной, представшей твоим глазам.

Десятки самых доверенных хозобозников неспешно таскали полосатые, клетчатые и однотонные матрасы. Другие десятки арестантов крутили, как белки, попавшие в колесо вечного, пока не закончатся изумрудные орешки, двигателя или как вечерний бриз вращает лопасти уходящих за горизонт верениц ветрогенераторов, привод титанической машины. По ее ленте транспортёра, многоярусной, извилистой и заворачивающейся в многочисленные петли, нескончаемой чередой, ехали, плыли и двигались матрасы, сдаваемые зеками во время посещения бани, прачечной и массажного салона. Те самые матрасы, которые впитывали, пропитывались и хранили литры семени арестантов. Несколько пар, троек и четверок гладких, ребристых и пупырчатых валиков, выжимали, выдавливали и выкручивали эти матрасы, извлекая до последней капельки, клеточки и кубика всю спущенную во время перманентных мастурбаций сперму осужденных, преступников и заступников. Полученная жидкость, протекая по спиральным трубкам, желобам и спермоводам, собиралась в чугунные, корундовые и фаянсовые чаны, в зависимости от качества, плотности и живости. Из этих чанов, поднимая их вверх на лебедках, крюках и стропах, наполняли прозрачные цистерны, где молочного, кофейного и янтарного цвета жидкости, бурлили, обогащаясь кислородом, квасородом и праной.

Но ты не видел всего этого, а твоё тело и без тебя знало, что происходит тут, там и повсеместно, и продолжало свой путь за, вместе и рядом с Золотарём.

– Это тайная, секретная, табуированная и неприступная цитадель, схрон, форт и твердыня Папы, культовиков, кабинетчиков и отрезателей.

Голос Золотаря отражался шепотом, шуршанием и шелестом от струганной, горбатой и дощатой двери в потаённое убежище, прибежище и отбежище администрации. Золотарь потянул одну из планок, как стая лебедей, запряженная в крылатую колесницу, катает по небу сидящую в ней одноглазую куклу, или как время, на часах оставшееся до выхода, чтобы встречать поезд с дражайшей сварливой тетушкой, никак не желает дойти до нужной цифры, и она подалась, поддалась и отошла, образовав проход, достойный, достаточный и необходимый для зека.

– Здесь, тут, в этом месте и за этими стенами я спрячу, укрою, сберегу и схороню тебя! Ты – единственная за столетия, дни, ночи и сонмы секунд любовь моя! Если с тобой случится, произойдет, выпадет и вывалится что-нибудь, то жизнь, существование, радость и печаль моя будут разбиты, разрушены, растоптаны и разметены!

В пустом, гулком и высоком помещении, выдранном, обработанном и отделанном бранью, рванью и мрамором, находилось несколько ванн, бассейнов и лягушатников, наполненных отфильтрованной, прочищенной и активированной спермой разных колеров, консистенций и свойств. Золотарь провел твоё тело к самой роскошной, вычурной и шикарной ямине и погрузил с макушкой, плечами и голенями в отливающую серебром, золотом и ворванью непрозрачную сперму.

– Будь, скройся, берегись и оставайся, пока, снова, впредь и опять я не приду, вернусь, прилечу и заберу тебя!

Подчиняясь своим резонам, предуведомлениям и видению сквозь стены, камни и сталь, Золотарь исчез так же, тем же путём и таким же способом, как привел тебя сюда. И едва за ним защелкнулась потайная доска, панель и пластина дисгармонировавшей, дезориентировавшей и взявшейся непонятно откуда в этих хороминах, покоях и неврозах двери, как на сеанс купания, загорания и отдыхания, сопровождаемый особо приближенными, грубыми и бесталанными зеками, паханами и администраторами узилища, явился, прибыл и возник сам Папа.