В 1650-х гг. конфедерация Новая Англия распалась, после чего Массачусетский залив входил в другие объединения. В 1664 г. англичане захватили Новые Нидерланды и переименовали их в Нью-Йорк – в честь Якова, герцога Йоркского, брата короля Карла II и будущего английского монарха Якова II. Хотя Нью-Йорк был объявлен владениями герцога, он там ни разу не созывал Собрание представителей. В 1686 г. Яков, уже будучи королем Англии, объединил Массачусетский залив с другими колониями северо-восточного побережья Америки в доминион Новая Англия. В 1688 г. в него были включены территории Нью-Йорка, а также Восточного и Западного Джерси. В 1691–1692 гг. Массачусетский залив был объединен с одной из колоний Плимута – Виноградником Марты, а также с Нантакетом (часть нынешнего штата Мэн) и нынешней Новой Шотландией. За этой провинцией сохранилось название Массачусетский залив.
Подводя итоги, можно сказать, что пуританская колония Массачусетский залив развивалась весьма успешно и быстро. Если в 1630 г. ее население составляло всего 506 человек, то в 1680 г. – уже 39 752. А все население американских колоний (белые и темнокожие) на тот момент составляло 151 507. В 1680-х гг. некоторые города Новой Англии по уровню развития почти ни в чем не уступали многим городам Британии.
Уильям Пенн и утопическая республика квакеров
Еще одна беда обрушилась на пуритан: возникла новая и весьма популярная ветвь христианства – секта квакеров во главе с Джорджем Фоксом, который в 1647 г. пережил духовный кризис и «озарился внутренним светом». Квакеров в Англии так же преследовали, как и пуритан.
Уильям Пенн, сын британского адмирала, учился в средней школе в Чигуэлле (Эссекс), и «ему впервые явился Всевышний… Это случилось в 1656 г., когда мальчику было одиннадцать лет». Школу основал архиепископ англиканской церкви Харснет, но в окрестностях жили в основном пуритане, и их влияние на умы учеников было довольно сильным. Вот как описывает тот случай биограф Пенна, Джон Обри:
Этот школьный учитель, Эдвард Коттон, преподавал латынь. Возможно, когда юный Пенн с восторгом рассказывал ему о своем видении, его мысли были заняты другим. Учитель был человеком глубоко несчастным: за двадцать один год, что он преподавал в Чигуэлле, умерли две его жены и шестеро детей.
Отца Уильяма в то время заключили в темницу лондонского Тауэра – правда, ненадолго. Адмирала наказали за поражение в морском сражении с голландцами в Вест-Индии. Мальчик уехал из Чигуэлла в Ирландию, где квакер Томас До, странствующий проповедник, истово молился о здравии его родителей. Это, конечно, укрепило религиозные убеждения Уильяма.
После реставрации монархии отец Уильяма был удостоен рыцарского титула и назначен членом Королевской комиссии по делам военного флота. Пенн-младший уехал учиться в Оксфорд, но, поскольку он отказался присутствовать на службах в часовне, его сначала оштрафовали, а потом вообще выгнали из университета. Возмущенный таким поведением сына отец отправил Уильяма во Францию. Там он читал курс теологии. Затем отец вернул его в Англию, и Уильям читал лекции в Лондоне. Потом снова уехал в Ирландию, где слушал проповеди уже знакомого ему Томаса Ло, и вскоре примкнул к квакерам. Теперь Уильям Пенн сам читал проповеди, но, поскольку читал их и по воскресным утрам, его заключили в тюрьму. Всего же Пенна как фрондера-вероотступника четыре раза бросали в тюрьму. Он написал 42 книги, в том числе памфлет Без креста нет венца (1669), где рассказал о своих тюремных злоключениях.
Чтобы не провоцировать власти на дальнейшее преследование квакеров, Фокс решил унять пыл Пенна и заставил его держаться не столь вызывающе. Уильям продолжал писать книги и, на удивление многим, стал членом парламента от партии вигов. Он завел знакомство с Карлом II и его братом, герцогом Йоркским, будущим королем Яковом II, которые хорошо знали его отца. Когда позиции вигов ослабли и политика Пенну надоела, он обратил свой взор к Америке. Это произошло в 1674 г., когда ему пришлось разрешить тяжбу двух квакеров, которые никак не могли поделить свои владения в западной части Нью-Джерси. Пенн считал, что жизнь общества немыслима без религиозной толерантности, и мечтал об утопической стране, где все течения и секты христианской религии будут равны. Такое государство, говорил он, было бы «Святой землей».