Софи Лорен

К этому времени кратковременное примирение Шиколоне и Ромильды Виллани уже закончилось. Как и подозревала Софи, основным мотивом для возвращения Шиколоне "домой" было стремление контролировать финансовое положение дочери и, может быть, получить часть ее богатства. Однако никто в мире, считала сама актриса, за исключением Карло Понти, не должен вмешиваться в ее финансовые дела. Как только Шиколоне понял это, он снова вернулся к своим прежним увлечениям на стороне, и когда Ромильда поймала его, то выставила навсегда. Софи приняла позицию матери, однако ее младшая сестра Мария привязалась к отцу, который стал к этому времени любящим дедушкой для Алессандры, и продолжала поддерживать с ним теплые отношения.

Шиколоне когда-то учился на архитектора, но никогда не имел практики, тем не менее стал строительным подрядчиком и преуспевал в своем бизнесе, чему, несомненно, помогал тот факт, что он был отцом Софи Лорен. Однако, когда она выступила в прессе, обвиняя его за страдания и несчастья в детстве, он решил подать на нее в суд. На предварительном слушании дела в Риме судья однако решил, что утверждения Софи в прессе "не кажутся настолько серьезными, чтобы подорвать репутацию истца".

Отозвав иск, Шиколоне решил защитить себя в статье, которую он продал другому немецкому журналу. Он утверждал, что не оказывал Ромильде и девочкам финансовой помощи только потому, что в трудные военные годы у него самого не было денег. Опровергая рассказ Софи, будто ей и Марии пришлось ходить по Поццуоли босиком, он утверждал, что каждый год платил за пару обуви для каждой из них.

"Софи очень привязана к матери и так и не простила меня за то, что я не хотел жениться на Ромильде, — говорил Шиколоне. — Мария сделана совершенно из другого теста. Она не похожа на Софи, и я счастлив этому. Она тактична и нежна, как настоящая дочь".

Софи была глубоко оскорблена этой статьей, однако воздержалась от дальнейшей публичной перепалки. Она сказала одному из друзей: "Если мой отец когда-либо снова захочет меня видеть, ему придется пойти в кино и купить билет, как любому другому зрителю".

Тем временем Чарли Чаплин пригласил Софи и Марлона Брандо провести выходные дни в его поместье в Вевей в Швейцарии, чтобы познакомить их с окончательным сценарием "Графини из Гонконга" и обсудить планы работы. После обеда в первый вечер Чаплин проиграл запись некоторых отрывков музыкального сопровождения к фильму, которое он сочинил сам, и продолжил тем, что исполнил все эпизоды, изображая всех основных персонажей.

"Во время этого представления, — вспоминала Софи, — годы свалились с него, как одежда. Он все еще имел гибкость и грацию танцора. Очарованная, я смотрела с восторгом за быстрыми движениями его тела, наблюдала за его жестами, как он работает руками и ногами, за живостью и красноречивостью глаз, выразительностью рта и вообще мимики лица".

Брандо явно меньше поддался обаянию мастера. Он клевал носом, и в конце концов голова его опустилась на грудь. Софи была взбешена, однако Чаплина, казалось, это не сильно расстроило. Он отыгрался позже, сказав Брандо, что тот слишком толстый и должен постараться сбросить по крайней мере четыре килограмма ко времени начала съемок.

"Юниверсал пикчерс" заплатила за аренду жилья, и Софи получила сдвоенные апартаменты, выходящие на лондонскую площадь Гросвенор. Это жилье должно было стать ее домом на три месяца. Вскоре Понти собирался присоединиться к ней. Чтобы воспользоваться преимуществами кинематографического бума, который переживала Великобритания, он учредил новую компанию под названием "Бриджиз-филмс" (английское слово "бридж" и итальянское "понти" на обоих языках обозначает "мост") и продал свой первый проект "МГМ".

Хотя Софи не была занята в этом фильме, именно она подала Понти идею о нем, когда прочитала статью в журнале о новой разновидности британских знаменитостей — модных фотографах, таких как Дэвид Бейли и Терри Донаван, и их бешеном стиле жизни. Она предложила сделать фильм об этом мире. Понти недавно отклонил сценарий Микеланджело Антониони, поэтому он спросил режиссера, не заинтересуется ли тот этой идеей. Антониони, который жил в Лондоне со своей давней пассией Моникой Витти, пока она снималась в "Скромной Блэз", уже успел познакомиться с этой средой. Он с удовольствием согласился написать сценарий и стать режиссером фильма, который был бы его первой работой на английском языке.

У Софи тем временем появились первые стычки с Чаплиным, что произошло, и не удивительно, во время примерки одежды и пробы грима. Обедневшая графиня большую часть фильма проводит в шелковой пижаме или в одежде, которую она одолжила у своего друга миллионера, однако Чаплин настаивал на чем-нибудь более соответствующем ее персонажу. Он напомнил Софи, что героини "Огней большого города" и "Новых времен" носили довольно потрепанные платья. Чаплин отправил своих помощников в несколько универсальных магазинов и наконец остановился на варианте довольно невзрачной одежонки стоимостью около девятнадцати долларов.