Софья Алексеевна

21 апреля (1686), на день памяти священномученика Иануария епископа и с ним мучеников Прокула, Соссия и Фавста дьяконов, Дисидерия чтеца, Евтихия и Акутиона, Россией заключен Вечный мир с Польшей.[124]

— Поздравляю тебя, великая государыня, с великой же победою. Скончать войну польскую — это ли не радость!

— Да не просто скончать, а с выгодою преогромною, Васенька, друг ты мой сердешный. Все ты! Все твоими стараниями. Ну, что бы я без тебя, соколика моего, делала? Кажись, и на царствование бы не посягнула.

— Не говори так, государыня, не говори! Престол у тебя отеческий, всеми правами человеческими и Божескими тебе принадлежащий. А коли твой князь тебе чем и помог, то это ему счастье привалило, а не его повелительнице.

— Пусть по твоему, Васенька, будет: вместе добивалися, вместе и добилися. Вечный мир!

— Тут тебя, государыня, огорчить должен. Сама знаешь, вечного ничего, акромя Господа Бога и неизреченной милости Его, человеку не дано.

— Все равно такой мир дольше продержится, чем, скажем, Андрусовский. Без малого двадцать лет назад подписали, а сколько за это время воевали. Да и выгода от него невелика была.

— Невелика, ничего не скажешь. Зато теперь, государыня, Киев на веки вечные к русской державе отходит. Смоленск тоже.

— А по мне вся Левобережная Малороссия куда важнее. И как только ляхи на такой урон для себя пошли!

— Да что им делать было. От турок еле отбиваются. Уже давно силенок-то не хватает. Ценой Вечного мира от Московского государства помощи добились: обещание мы им дали с Турцией воевать.

— И чего, казалось бы, нашей руки искать, когда вместе с немецкой империей и Венецией супротив турок воюют.

— Далековато те союзнички-то, а Московское государство бок о бок лежит. Дай приказ, и войска русские тут как тут.

— Слушай, Васенька, может, ляхам на помощь потешных петровских послать? Чего робята хлеб царский впустую едят да землю под Преображенским вытаптывают. Кстати бы и спесь лишний раз с царицы Натальи Кирилловны сбили, чтобы с сыночком своим ненаглядным не носилась.

— Так ведь сраму не оберешься, государыня, с такими-то вояками. Хотя — хотя знаешь, Софьюшка, иноземные офицеры потешных-то этих глядели в деле — не в деле, а в учении.

— И что же иноземцы твои, князь? Посмеялися?

— Нет, государыня, головами покачали. Сказывают, хорошо они обучены. Одежда и оружие что надо. И сам Петр Алексеевич в командах разбирается, военным делом, видно, всерьез занят.

— Вот как. Что ж раньше, князь, не сказал?

— Огорчать тебя не хотел, государыня.

— Как бы больше не огорчил. Прикажи, чтобы последили за ними построже. Чем заняты, как заняты, о чем промеж себя толкуют — все, все выясни, слышишь, князь!

19 мая (1686), на день памяти священномученика Патрикия, епископа Прусского, и дружины его: Акакия, Меандра, Полиена, пресвитеров, в старой церкви Чуда Михаилова Чудовского монастыря была совершена малая вечерня, после чего состоялось торжественное перенесение мощей святителя Алексия в новый храм его имени.

20 мая (1686), на день Обретения мощей святителя Алексия, Московского и всея России чудотворца, был торжественно освящен новый Алексеевский храм.

Не такого помощника государыне-правительнице надобно, ой, не такого! Чего только князь Василий Васильевич не опасается, от чего в кусты не шарахается. Все сестрицу отговаривает на людях показываться. Мол, не было такого на Москве обычая, не было привычки, так нечего и гусей дразнить. Пусть потихоньку, полегоньку приобыкнут, а там и не заметят, что государыня везде сама присутствует. Софья Алексеевна наотрез отказала: нечего и незачем ждать. Для людишек все, что во дворце ни делается, в диковинку. Пусть и еще одну увидят. Как так можно: послам иноземным показываться, разные указы да грамоты подписывать, а собственным подданным на глаза не казаться? Потому и придумала на освящение храма в Чудовом монастыре вместе с братьями идти, вместе с ними и мощи нести. Князь Василий Васильевич в конце только рукой махнул: твоя власть, государыня, что захочешь, то и сделаешь.