Софья Петровна

- Волчий паспорт, так я понимаю, выдали нам. Ну и мерзавцы! И куда это вдруг столько сволочи всюду набралось? - сказал Алик.

- Алик! - укоризненно произнесла Софья Петровна.- Разве так можно? Вот, вот, за резкость вас и из комсомола исключили.

- Не за резкость, Софья Петровна,- ответил Алик, и губы у него задрожали,- а за то, что я не пожелал отречься от Николая.

- Да нет же, Алик,- мягко сказала Софья Петровна, прикасаясь к его рукаву.- Вы молоды еще, уверяю вас, вы ошибаетесь. Все зависит только от такта. Вот я вчера на собрании защищала Наталию Сергеевну. И что же? ничего мне за это не сделали. Поверьте, меня замучила история с Колей. Я мать. Но я понимаю, что это временное недоразумение, перегибы, неполадки... надо перетерпеть. А вы уже сразу: негодяи! мерзавцы! Помните, Коля всегда говорил - у нас еще много несовершенного и бюрократического.

Алик молчал. На лице у него застыло упорное, упрямое выражение. Он был небритый, осунувшийся, с синевой под глазами. И глаза смотрели из-под очков по-новому: сосредоточенно и угрюмо.

- Я уже подал заявление в райком. А если и там не восстановят меня - в Москву поеду. Прямо в ЦК комсомола,- сказал он.

"Бедняга! думала Софья Петровна.- Трудно ему будет, пока он без работы. Тетка, верно, уже сейчас попрекает его". И Софья Петровна, наклонившись к Алику, прошептала: "Вот выпустят Колю - вас и восстановят сразу". И улыбнулась ему. Но Алик не улыбнулся в ответ.

А до дверей прокурора все еще было далеко. Софья Петровна сосчитала: человек 40. Туда входили по двое - так как в комнате No 7 принимал не один, а сразу два прокурора, и все-таки очередь двигалась медленно. Софья Петровна разглядывала лица - ей казалось, что большинство этих женщин она уже видела раньше - на Шпалерной, или на Чайковской, или здесь же, в прокуратуре, возле окошечка. Возможно, что это те самые, а может быть, и другие. У всех женщин, стоящих в тюремных очередях, есть что-то одинаковое в лицах: усталость, покорность и, пожалуй, какая-то скрытность. Многие держали в руках белые бумажки. Софья Петровна знала уже, что это и есть "путевки" в ссылку. В здешней очереди слышны были все время три вопроса: "вы куда?" или "вы когда?" или "у вас была конфискация?"

Софья Петровна прислонилась к стене и на минуту закрыла глаза. Какая бессердечная, какая злая и глупая женщина - жена бухгалтера! Вообразить, что Коля вредитель! Ведь она его с детства знала. Софья Петровна теперь никогда, никогда не переступит порога кухни. До тех пор, пока медсестра не попросит у нее прощения. Можно себе представить, как станет ей стыдно, когда Коля вернется! Софья Петровна все расскажет Коле - про его замечательных друзей, Наташу и Алика (без них ей ни за что не справиться было бы с очередями) и про эту змею, жену бухгалтера. Пусть он знает, какие встречаются на свете мерзавки.

Открыв глаза, Софья Петровна обратила внимание на маленькую девочку, сидевшую на корточках возле стены. Девочка была в пальто, застегнутом на все пуговицы. "Как это у нас привыкли всегда кутать детей,- подумала Софья Петровна,- даже летом". И вдруг, вглядевшись, она узнала девочку: это была маленькая дочка директора Захарова. Девочка ерзала спиной по стене и хныкала, изнывая от жары.

А высокая стройная дама в светлом костюме, за которой вот уже час стояли Софья Петровна и Алик,- это была жена директора. Конечно, она.

- Ну что, цела еще твоя дудочка? - ласково спросила Софья Петровна, наклоняясь к ребенку.- Или кисточку ты уже оторвала? Помнишь меня? На елке? Дай я тебе ворот расстегну.

Девочка молчала, глядя на Софью Петровну круглыми глазами и дергая за руку мать.

- Что же ты? Отвечай тете! - сказала жена директора.

- Я знала вашего мужа,- обратилась к ней Софья Петровна.- Я работаю в издательстве.

- А! - сказала жена директора и как-то болезненно скривила губы. Губы у нее были подкрашены, но не по губам, а выше и ниже. Безусловно, красивая женщина - но теперь она уже не казалась Софье Петровне такой нарядной и молодой, как полгода тому назад, когда она приходила на минутку в издательство к мужу и в коридоре приветливо отвечала на поклоны служащих.

- Ну что ваш муж? - осведомилась Софья Петровна.

- Десять лет дальних лагерей.

"Значит, он таки был виноват. Вот уж никогда б не сказала. Такой приятный человек",- подумала Софья Петровна.

- А меня вот с ней в Казахстан - в деревню или в аул, как там... Завтра ехать. Там я с голоду подохну без работы.

Она говорила громко, резким голосом, и все оглядывались на нее.

- А куда направили вашего мужа? - спросила Софья Петровна, чтобы переменить разговор.

- А я почем знаю, куда. Разве они скажут, куда.

- Но как же вы потом... через 10 лет... когда он освободится... найдете друг друга? Вы не будете знать его адреса, а он - вашего.