Софья не могла долго оставаться в стороне от общей беды и решила подключиться к процессу борьбы с голодом, о котором все теперь только и говорили, а Владимир Соловьев в этой связи даже решил прочесть очень либеральную лекцию. Старинные друзья Софьи, Фет и Страхов, стали подбивать ее написать воззвание, позволившее бы подтолкнуть массу людей к реальным действиям, направленным на спасение голодающих, — к пожертвованиям. Она много размышляла над их предложением и решила попробовать набросать черновик такого воззвания. К тому же на нее еще очень сильно подействовала смерть их закадычного друга Дмитрия Дьякова, которого Софья не так давно навещала. Он лежал с вздутым животом и постоянно говорил, говорил о голоде, попутно объясняя ей, как печь хлеб с подсолнечным жмыхом. Незадолго до этого Дьяков случайно ударился о ступень вагона, после чего у него образовалась рана, которую он просто заклеил английским пластырем, не уделив ей должного внимания. Началось воспаление, приведшее к заражению крови, которое отягощалось сахарным диабетом. Софья была на похоронах друга семьи, но ужас, испытываемый Дьяковым перед голодом, запомнила надолго, он сильно запал ей в душу.
1 ноября она села за статью. Мысли о голоде, особенно о голодных детях, не покидали ее, а потому мгновенно вылились на бумагу. Текст был написан на одном дыхании, и она показала его Страхову, чтобы тот критически взглянул на него и внес кое — какие поправки. Николаю Николаевичу обращение понравилось, оно показалось ему очень искренним и сердечным и 3 ноября уже было опубликовано в «Русских ведомостях». Горячий призыв Софьи был услышан и поддержан неравнодушными читателями, которые тотчас же поспешили на помощь голодающим. Потом это воззвание было перепечатано не только во всех российских газетах, но и за границей. «Вся семья моя, — писала Софья, — разъехалась служить делу помощи бедствующему народу. Муж мой, граф Л. Н. Толстой, с двумя дочерьми, находится в настоящее время в Данковском уезде с целью устроить наибольшее количество бесплатных столовых или «сиротских призрений», как трогательно прозвал их народ. Два старших сына, служа при Красном Кресте, деятельно заняты помощью народу в Чернском уезде, а третий сын уехал в Самарскую губернию открывать, по мере возможности, столовые.
Принужденная оставаться в Москве с четырьмя малолетними детьми, я могу содействовать деятельности семьи моей лишь материальными средствами. Но их нужно так много! Отдельные лица в такой большой нужде бессильны. А между тем каждый день, который проводишь в теплом доме, и каждый кусок, который съедаешь, служат невольным упреком, что в эту минуту кто‑нибудь умирает с голоду. Мы все, живущие здесь в роскоши и не могущие даже выносить вида малейшего страдания собственных детей наших, неужели мы спокойно вынесли бы ужасающий вид притупленных или измученных матерей, смотрящих на умирающих от голода и застывших от холода детей, на стариков без всякой пищи? Но все это видела теперь моя семья. Вот что, между прочим, пишет мне дочь моя из данковского уезда об устройстве местными помещиками на пожертвованные ими средства столовых:
«Я была в двух. В одной, которая помещается в крошечной курной избе, вдова готовит на 25 человек. Когда я вошла, то за столом сидело пропасть детей и, чинно держа хлеб подложкой, хлебали щи. Им дают щи, похлебку и иногда холодный свекольник. Тут же стояло несколько старух, которые дожидались своей очереди. Я с одной заговорила, и как только она стала рассказывать про свою жизнь, то заплакала, и все старухи заплакали. Они, бедные, только и живы этой столовой, — дома у них ничего нет, и до обеда они голодают. Дают им есть два раза в день, и это обходится, вместе с топливом, — от 95 копеек, до 1 рубля 30 копеек в месяц на человека».
Следовательно, за 13 рублей можно спасти от голода до нового хлеба человека. Но их много и средств помощи нужно бесконечно много. Но не будем останавливаться перед этим. Если каждый из нас прокормит одного, двух, десять, сто человек, — сколько, кто в силах, — уже совсем будет спокойнее…» В конце обращения Софья указала адреса мужа, своих трех сыновей и свой.