Софья Толстая

Было много и других событий, которые не сбросишь со счетов. Так, недавно скончалась от чахотки невестка Маня, жена старшего сына Сергея. Но он снова женился, теперь на графине Марии Зубовой, которую все хорошо знали. Софья считала, что она больше подходила ее сыну, а значит, его жизнь станет счастливее. Правительство ненадолго разрешило «злодею» Черткову приехать в Россию, чтобы повидаться с матерью. Софья была уверена, что встреча с матерью — всего лишь повод, а истинная причина заключалась в другом, в том, чтобы увидеть Лёвочку. Она нервничала из‑за этого, была очень раздражена и потому не могла удержаться, когда узнала об очередной порубке леса крестьянами, за что тотчас привлекла виновных к судебной ответственности. Крестьянам грозила тюрьма. Из‑за этого у Софьи серьезно обострились отношения с мужем. Он хотел уйти из Ясной Поляны, но помешали обстоятельства. Софья не на шутку захворала. Она всегда расходилась с мужем в отношении к «третьему возрасту», то есть к старости. Он убеждал жену, что старость самый прелестный возраст, но она думала иначе. Ей казалось, что в старости все скверно. Ее день рождения, 22 августа 1906 года, прошел незамеченным. Софью никто не поздравил. Утром этого дня она заболела страшной кишечной невралгией. Душан Петрович Маковидкий, их домашний врач, сделал ей три подкожных впрыскивания атропина. Самочувствие Софьи было ужасным, Лёвочка перепугался и постоянно заходил к ней. Теперь пришло время ему ухаживать за женой. Болезнь давала о себе знать и раньше, еще в июле 1905 года. Она вспоминала, как однажды, когда была в магазине Мюра, почувствовала адскую боль в левом боку, тогда еле сдержалась, а потом слегла на восемь дней. Два гинеколога лечили ее и, казалось, избавили от недуга. Но болезнь просто отступила, коварно притаилась, чтобы спустя время дать о себе знать.

Весь дом был встревожен болезнью Софьи. Дети съехались в Ясную Поляну. Она пролежала несколько дней в постели, страшно мучаясь из‑за ужасных болей. Длившаяся больше года женская болезнь привела к очень серьезным последствиям, к фиброме, приведшей к перитониту. Выход был только один — операция. Ночью у нее начались сильнейшие острые боли в левой части живота. Накануне ей исполнилось 62 года. Неужели она уже так стара?! Обеспокоившись своим скверным состоянием, Софья послала телеграмму профессору Снегиреву, прося его совета. А вслед за телеграммой отправили секретаря, Виктора Лебрена, за самим Снегиревым и хирургом Чеканом. Вскоре появился Снегирев с четырьмя ассистентами, осмотрел Софью и диагностировал у пациентки не опухоль, а гнойник. На какое‑то время больной стало лучше, и операцию отложили. Муж хохотал над докторами, столпившимися вокруг жены, говорил, что их «семь штук и они ничего не знают». Между тем очень скоро боли повторились с новой силой. Откладывая операцию, Софья дотянула до такого состояния, когда «уже стало невозможно терпеть». Муж стал забрасывать Снегирева телеграммами. Софья лежала в постели, опухоль не спадала, боли не отпускали. Она забеспокоилась, стала просить маленькую иконку, которую хотела положить себе в постель, позвала священника. Софья громко стонала, атропин не помогал. Морфий же домашний врач не решался впрыснуть, боясь нарушить картину болезни, диагноз которой еще не был точно установлен. Вскоре снова прибыл профессор Снегирев, сразу же сделал укол — «полтора сантиграмма морфия», считая, что у пациентки начался абсцесс. Просил, говоря: «Ради меня это сделайте!» — чтобы вызвали гинеколога Феноменова из Петербурга. Дом был полон докторов, а Софье становилось все хуже и хуже, у нее началась рвота, хотя боли на время утихли. Было решено установить дежурство врачей. 1 сентября, пополудни, приехали доктора Чекан, Улитин и Гайчман, стали готовить операционную комнату, привезли из Тулы медикаменты и все необходимое. Началась суматоха. У Софьи поднялась температура. Врачи совещались, а Лёвочка долго не осмеливался подойти к ней. Потом все‑таки тихо вошел в комнату, сел на табуретку подальше от кровати, между дверью и постелью. Она спросила: «Кто это?» Он ответил: «А ты думала кто?» — подошел к ней, подал воды, поцеловал, тихо сказал: «Спи» и вышел. Потом он еще не раз на цыпочках заходил к ней.

На следующий день, 2 сентября, Софье предстояла лапаротомия (вскрытие брюшной полости. — Н. Н.). Утром муж отправился на верховую прогулку, а она стала прощаться со всеми, просила у всех прощения, в том числе у няни. В комнату к ней приходили не только родные, но и прислуга. Если бы она умерла теперь, то умерла бы святой, благословляемая всеми, кто ее знал. Так считали многие. Как умиротворяет смерть!