Софья Толстая

Слава богу, тиф миновал, но Лёвочка все еще лежал в постели и говорил, что ждал третьей болезни и смерти. Он пребывал в скверном настроении. А Софья молилась, и это, как всегда, ей помогало пережить это тяжелое время, которое было сравнимо с тем, что она испытала после смерти Ванечки.

Теперь ее беспокоило большое количество людей, занимавших все флигели. Каждый день за столом завтракали и обедали девятнадцать человек. Сама Софья не могла хозяйничать здесь, ведь она была не у себя дома. Прислуга же едва справлялась. Наконец‑то собрались все дети, многие были со своими женами или мужьями. Приехали еще близкие и родные: дядя Костя, Жули, Буланже. Забота о них занимала столько времени и сил, что, казалось, некогда жить. Тем не менее Софья не позволяла себе распускаться и плакать. Напротив, она хотела выглядеть бодрой, перестала беспрестанно расспрашивать докторов о состоянии мужа. Ответом ей был сам пациент, демонстрировавший свою потрясающую волю к жизни. Он шел на поправку. Силы же Софьи были совсем истощены. Она похудела и постарела на целых десять лет! Но она думала не об этом, а о том, где найти постоянного домашнего доктора для мужа, который должен быть человеком порядочным, приятным и любящим Льва Николаевича. Также она думала и о том, сколько это будет стоить — определила месячную плату доктору в 100 рублей.

В Гаспру приехал молодой врач Никитин, чтобы следить за здоровьем дорогого пациента. А Софья в это время отправилась в Москву по делам, доверив мужа Сереже, Мише, Коле Оболенскому и Саше. Лёвочка теперь уже ходил по комнатам, хоть и с палочкой. Через несколько дней вернувшись в Гаспру, она нашла мужа снова захворавшим, мучающимся инфлюэнцей и поносом. Пришлось снова уповать на небеса.

Наконец 25 июня 1902 года вся большая толстовская семья выехала из Гаспры с заболевшей Сашей, которую Сережа нес на руках до коляски и всю дорогу ухаживал то за сестрой, то за отцом. Их пришли провожать ялтинские доктора Альтшуллер и Елпатьевский. До Севастополя Толстые плыли на пароходе, где познакомились с А. И. Куприным. А потом уже добирались в специальном директорском вагоне начальника Московско- Курской железной дороги. Лёвочка благодарил Бога за болезнь, которая помогла ему многое понять, в том числе «верить батюшке отцу Амвросию, а не батюшке Альтшуллеру». Сама же Софья думала о том, что в словах мужа о спасении больного хорошей сиделкой, терпеливо кормящей его с ложечки, регулярно делавшей массажи, постоянно заботящейся о том, чтобы он поправился, — вся правда.

Глава XXVIII. «Не удержать!»

В Ясной Поляне жизнь снова вошла в прежнее русло. Лёвочка потихоньку выкарабкивался из болезни, даже пополнел, оказавшись в привычной среде, и опять начал писать. Горький был прав, когда говорил Софье в Гаспре, что «гений сильнее смерти».

Софья решила оставить в прошлом все суетные счеты, взаимные упреки и осуждения и больше никогда не нарушать крепость своих отношений с мужем ни одним движением пальца. Ей нравилось смотреть, как ее Лёвочка работает над «Хаджи Муратом», но безумно раздражала его легенда «Разрушение ада и восстановление его», переполненная упреками к Церкви. Когда Софья читала эту гнусную, злобную клевету на православную церковь, ей хотелось плакать. Тем не менее у такого взгляда были сторонники, например, даже в очень просвещенной Германии прошел суд над Лёвочкой за его ответ Синоду, так оскорбивший религиозные чувства саксонского гражданина Виггхорна, что он представил суду целый обвинительный акт против писателя. Однако лейпцигская судебная палата оправдала русского классика, посчитав его труды вполне понятными и устремленными на восстановление чистоты учения Христа. А в Париже в это же время художественный журнал «Express» объявил сбор средств на памятник мужу работы Паоло Трубецкого. Парижане ожидали увидеть на этом торжестве самого Толстого и были горды тем, что их город первым воздвиг памятник живому гению.

Невероятно быстро пролетала жизнь Софьи, наполненная повседневными заботами о внуках, о здоровье детей, о счетах и заказах, об издании сочинений мужа. Целыми днями она была занята, даже для любимой музыки не находила времени. Слава богу, жизнь протекала спокойно, дружно и хорошо. Но вскоре спокойствие внезапно было нарушено из‑за дочери Маши и ее мужа Коли, который всегда был ее «тенью».