София, Анна, Мара...

      Вот это сходили за грибами! До сих пор в себя придти не могу. Милка от меня, как от чумной шарахается. Вся деревня косо смотрит. Господи, вот дремучие люди. Хотя, положа руку на сердце, есть чего испугаться. Короче, встала я в тот день – зорька ещё не занималась. Молока попила, корзинку подхватила, а тут и Мила подоспела. Ну и пошли мы вдвоём, а кого бояться-то. Митяйка пытался с нами ещё с вечера набиться, но я его не хотела брать. Ведь он любопытный, не поболтаешь при нём о женских секретах. Вошли мы в лес, когда солнце уже из-за горизонта вставало. Только как-то непривычно тихо было. Птицы не щебетали, не пересвистывались, словно перед бурей. И ни ветерка. Вот прямо замерло всё в ожидании. Милка говорит мне: «Что-то мне не по себе. Может, вернёмся?» А я только отшутилась в ответ. Бродили мы с ней часа где-то два. И всё это время в лесу прямо-таки мёртвая тишина стояла. Ни кукушка не куковала, ни сорока не стрекотала. Казалось и насекомые пропали. Мила от каждого треска сухого сучка под ногой вздрагивала, как от выстрела. Оглядывалась, крестилась. Меня и саму страх стал пробирать. Ладно, сказала ей, пойдём к дому, не удалась наша прогулка. Подруга приободрилась, и пошли мы к выходу из леса. Шли, шли и приблизительно через полчаса поняли, что заблудились. Ладно я, но Милка! Она же местный лес, как свои пять пальцев знает, столько хожено - перехожено. Смотрю, у неё уже глаза на мокром месте. Я, как могла, подбадривала её, чувствовала себя виноватой, ведь затея с грибами от меня исходила. Вот тут мы и вышли на странную полянку. Меня сразу что-то насторожило, вот так животные опасность ощущают.  Трава на ней была такая неестественно зелёная, прямо глаза резало. И воздух плотный вдруг стал, словно невидимая преграда на пути появилась. В этот момент мы и увидели это! Неожиданно откуда-то появился чёрный шар, катившийся прямо на нас. Неизвестный объект трещал и высекал искры. Вонь стояла, как от старого козла, так что в носу защипало от серного запаха. Милка заверещала: «Чёрт! Чёрт!» И выронив корзинку, упала без чувств. А я застыла столбом, не в силах даже шевельнуться. Эта штука подкатилась и остановилась буквально в двух шагах. А я всё стояла и смотрела, и взгляд мой словно притягивало внутрь чёрного шара. И я увидела… Нет, ерунда, это просто испуг. А потом хлопок, и всё – ничего не осталось, только трава опалённая. Птицы сразу стрекотать начали, и шмели загудели, и ветер зашевелил листву. Подругу я сначала долго в чувство приводила. И всю дорогу до деревни она выла, как белуга. Одно и то же твердила, как заезженная пластинка: «Помрём теперь». Вот ведь дура деревенская. Домой пришла и маме рассказала, всё в шутку обратить хотела. А та в руках кринку с молоком держала, так выронила и за сердце схватилась. Пытала её, что да как – молчит, а губы дрожат, будто плакать собралась. Ох, устала я от всех этих событий, сейчас бы любимого мужа обнять. Вот бы кто посмеялся над всей нелепой чертовщиной. Антон, так хочу к тебе!