София, Анна, Мара...

       Незаметно отцвела черёмуха. Ели разбавляли изумрудную свежую зелень сочным малахитом. Снег в лесу сошёл, оставив серые ноздрястые ледяные корки на дне оврага, прозванного людьми – Чёртова пасть. При жизни отец частенько рассказывал всякие небылицы, случавшиеся с ним возле впадины. Овраг  и впрямь отличался зловредностью. Кто бы из егерей или охотников ни пытался добраться до его дна, с тем обязательно что-нибудь приключалось. Смельчаки, решившие спуститься, срывались вниз, а потом не могли вспомнить, как опять оказывались  на верху, лежащими на краю глубокой ямы. Возле него не раз ломали ноги и руки. Поэтому, наслышанные о дурной славе Чёртовой пасти, старались обойти её стороной.

 * * *

      Поздним вечером, когда багровая лепёшка солнца уже скатилась за частокол леса, притихшего в ожидании ночи, я оказался вдали от Анны. Столь долгая отлучка из дома случилась со мной впервые за полгода. Но в том не было моей вины. Закупив необходимую провизию, я решил наведаться в клинику. И надо же такому произойти – именно в это время бородатый кузнец Анисим Кузьмич, сложением напоминавший мне скульптуры Древнегреческих атлетов, привёз на телеге с дальнего хутора жену старшего сына. Женщина протяжно стонала, изредка хрипло вскрикивая. Она обессиленная лежала на соломе, устилавшей дно повозки, а её огромный живот, казалось, жил отдельно от хозяйки собственной жизнью, дрожа и колышась. Я остался на роды, поддавшись слёзным мольбам пожилой акушерки Силантьевны, и просительному кхеканью Кузьмича. К горькому сожалению, ребёнка спасти не удалось. До полного срока женщина не доходила около двух месяцев. Младенец родился слишком слабым. Специального оборудования для недоношенных детишек в поселковой больничке отродясь не было – местные власти всё ссылались на недостаточное финансирование бюджета.

       В обратный путь мы с кузнецом тронулись одновременно, а разъехались на лесной развилке. Из его скупого рассказа я понял, что сноху в лесу возле хутора сильно напугал то ли человек, то ли зверь. Связно баба описать незнакомца не смогла, а потом в родильной горячке вовсе разум растеряла. Озабоченный неприятным осадком, оставшимся после разговора и поздним часом, я пришпорил подкованную красавицу. Дорога к угодьям проходила мимо Чёртовой пасти. Уже совсем стемнело, и лес наполнился невнятными шорохами и тревожными щёлкающими звуками. Приблизившись к оврагу, Апрелька резко всхрапнула. Её большие глаза, цвета густого гречишного меда, выпучились, стремясь выскочить из орбит. Заржав, кобыла встала на дыбы. Я кубарем свалился с неё, прокатился по земле до края ямы и, ломая сучья кустарника, полетел вниз. Обезумевшая лошадь, фыркая, рванула прочь сквозь заросли дикой малины. На дне впадины пахло сыростью, прелью и ощутимо чувствовался смрад разложения и экскрементов, словно рядом находилось логово хищника. Я несколько минут пролежал без движения, глядя вверх, на чёрнильное майское небо, с тонкой серебристой скобой полумесяца и мысленно проводя инвентаризацию организма. Мне повезло, я отделался малой кровью –  расцарапанными руками и лицом и разодранной одеждой. Кряхтя, как старик, поднялся и полез вверх по крутому косогору. Подъём давался тяжко. Ухватившись за выпирающие корневища растений, я  всем телом привалился к земле перевести дыхание и неожиданно провалился в искусно скрытый сухими переплетёнными стеблями и прошлогодней листвой вход в карстовую пещеру.