— Нельзя ли это сделать потом? — спросил я.
— А почему не сейчас? — удивленно подняла она брови. — Простое дело: имя, отчество, фамилия… дата рождения, место рождения…
— Нет, сейчас не могу, — сказал я и сложил анкету. Я не любил, чтобы на меня смотрели, когда я заполняю анкеты. Она будет сидеть по ту сторону стола и наблюдать за мной… Нет!.. Да и воспоминания у меня об этих анкетах неважные!
— Все-таки, если можно, потом…
— Хорошо, хорошо.
— Есть еще ко мне что-нибудь?
Она встала, подошла к полке, на которой стояли папки с делами, и вытащила оттуда одну папку.
— Твоя бывшая жена, урожденная Вакафчиева, подала заявление о приеме на работу на комбинат… — сказала Гергана. — Она библиотекарь одной из читален в городе, а сейчас хочет работать в нашей библиотеке… с целью большего сближения с рабочим классом, как она пишет в своем заявлении, и чтобы по возможности овладеть какой-нибудь новой профессией… Раньше она участвовала в художественной самодеятельности, играла на музыкальных инструментах, разбиралась в театральном искусстве. Нам такой человек нужен, чтобы наладить культурно-массовую работу. Что скажешь? Это бывшая твоя жена, ты же ее помнишь, ведь правда?
— Да, да, — промямлил я. — Как же мне ее не помнить? Она человек способный. Конечно, помню.
— Знаешь, здесь у нас много разных кружков, которые нуждаются в талантливом руководителе… Есть и читательские группы… А она ведь человек искусства.
— Да, она человек искусства, это бесспорно.
— А мы совсем запустили этот участок на нашем комбинате. Как ты думаешь, сможет ли она сочетать два дела — работать в библиотеке и руководить художественной самодеятельностью?
— Виолета все сможет, — ответил я немного насмешливо.
— Ты что, смеешься?
— Нет, просто шучу… Слов нет, она человек способный… Но все же десять лет прошло с тех пор.
— Нет, данные о ней неплохие… Скиталась, страдала, искала работу… Это естественно для разведенной женщины… Для нас самое главное, чтобы она работала как следует. Она назвала тебя как поручителя. Напиши, пожалуйста, несколько строк о ней, сколько сможешь… Чтобы оформить приказ о ее назначении…
— Что, этот приказ от меня зависит? Но я не знаю, какой она специалист.
— Нам надо знать ее прежде всего как человека… Нужна рекомендация. Разумеется, и трудовые качества, насколько ты ее знаешь… Она славная женщина и с работой справится. Надо ей помочь.
— Когда нужна эта бумага?
— Через два-три дня, не позже.
Вот так испытание мне устроили! Надо же было так унизить меня! Пришлось согласиться и поскорее убраться из этой канцелярии. Больше мне ничего не оставалось. В спешке я забыл на столе анкету.
4
Два дня я был в поездке, развозил материалы, бил рекорды, а обыкновенную рекомендацию не мог написать. Пытался оправдать себя собственной ленью и закоренелой ненавистью ко всякого рода «сведениям». Сколько в свое время люди извели чернил, чтобы выставить меня в дурном свете!
В конце концов я все же решил, что напишу рекомендацию. Была не была!.. Важно оказать услугу человеку, который ищет работу. Зачем нам быть мстительными?
Когда мои коллеги пошли в закусочную выпить мастики, а мой тезка Масларский запылил на какую-то танцевальную забаву, я взял бумагу и чернила. Во всей ведомственной гостинице было тихо и как-то тягостно-скучно в эти вечерние часы. Лампочки в коридоре едва мерцали. Из туалетов несло хлоркой. И вдобавок ко всему — этот нестерпимый запах испорченной брынзы. В нашей комнате с четырьмя пружинными кроватями тоже было душно. Директор не разрешал открывать окна по вечерам, боясь, как бы ветром и дождем не разбило стекла.
Стоящий в комнате единственный столик был покрыт пожелтевшей газетой, мокрой и грязной. До сих пор никто не догадался ее сменить. Даже уборщица и та не обращала на нее никакого внимания. Как-то раз уборщица в сердцах обозвала нас шоферами. Что она хотела этим сказать? Ведь мы действительно шофера, и никто из нас не стыдится своей профессии. Может быть, она хотела подчеркнуть: мы настолько грязны, что незачем тщательно убирать нашу комнату?.. Впрочем, я не требовал, чтобы стол покрыли белой скатертью, но все же небрежность гостиничной прислуги меня возмущала. Особенно чувствовалась она в этот вечер, когда мне предстояло написать характеристику.
Я решил быть справедливым. «С Виолетой Вакафчиевой, — вывел я старательно, — я знаком десять лет, а может, и больше…»
В сущности, что такое эти десять лет? Наша семейная жизнь длилась только два года. А если из них отбросить десять месяцев, ушедших на командировки инструктора околийского комитета по селам, то останется всего год с небольшим.