Soft power, мягкая сила, мягкая власть

Наконец, третий процесс, происходящий преимущественно в публицистике, – это «затаскивание» мягкой силы в компанию того, что называется коммуникативными технологиями[21], что было бы, в силу изложенных выше соображений, еще терпимо, если бы внутри этой компании ее не сближали (с разной степенью – sic! – мягкости) с наименее симпатичными ее членами. Даже родство с брендингом, рекламой и публичной дипломатией уже требует некоторых оправдательных оговорок, а уж соседство с пропагандой, а также всякими информационными, психологическими, смысловыми и т. п. войнами/операциями мягкую силу откровенно дискредитирует. Более того, на нее пытаются возложить несомненные грехи этих «жестких» технологий, да к тому же, апеллируя к американскому происхождению категории мягкой силы (и государственным постам, которые занимал Най), ее саму пытаются, и притом небезуспешно, объявить коммуникативной технологией (которой она не является) и интегрировать в структуры информационно-психологического противостояния – либо в качестве дьявольской силы Запада («Мягкая сила» крушит Украину – еще один характерный заголовок[22]), либо в качестве инструмента информационно-пропагандистского противостояния, которым необходимо овладеть России (ср. сноску 14 выше). На самом деле, мягкая сила в ее аутентичном понимании – это вообще не инструмент, и тем более не инструмент пропагандистский.

Все три перечисленных процесса требуют самостоятельного анализа и обсуждения, однако по причине ограниченности объема данного материала рассмотрение ниже будет сосредоточено преимущественно на первом процессе.

Развитие этого процесса определяется несколькими основными вопросами.

A.

Прежде всего это принципиальный вопрос об уместности апелляции к «мягкой силе», как бы она ни понималась, при описании международных отношений и международных процессов.

Решительно негативный ответ на этот вопрос заключается в том, что «мягкая сила» – это некая химера, а в лучшем (если это определение здесь уместно) случае – эвфемизм или оксюморон. В качестве примеров здесь можно упомянуть отказ Д. Рамсфелда, дважды министра обороны США (при Дж. Форде и при Дж. Буше-мл.) понимать, что такое мягкая сила[23], или широко растиражированный в Сети тезис бывшего советского филолога, а ныне словацкого публициста и политика националистического толка С.(В.) Хелемендика, согласно которому « это не мягкая сила. // И тем более не мягкая власть. // Это американская технология взятия власти в чужой стране и ее передачи нужным в данный момент людям. Технология переворотов»[24].

Понятно, что такой негативный ответ с большой вероятностью, хотя и по-разному в разных случаях, переводит дискуссию из академической плоскости в публицистическую, что в России очень хорошо заметно.

Б.

В случае позитивного ответа на первый вопрос актуальными становятся взаимосвязанные вопросы о природе мягкой силы, о ее соотношении с жесткой и, соответственно, об устройстве шкалы мягкости/жесткости, а также о соотношении мягкой силы с другими традиционно рассматриваемыми в науке о международных отношениях видами сил (военной, экономической, политической, идеологической, культурной и т. д.[25]).

Участвуя в дискуссиях о природе мягкой силы, Най многократно определял или, точнее, пояснял свою концепцию, используя при этом различные формулировки, что, кстати, послужило основанием для критики. В 2008 г. исследователь из британского Брунельского университета Ин Фань насчитал в одной лишь книге Ная 2004 г.[26] пять не вполне совпадающих квазиопределений мягкой силы и пять же различных подходов к описанию ее соотношения с силой жесткой и вынес в название своей статьи вопрос о том, чего же в категории мягкой силы больше – притягательности или путаницы[27].

• (Мягкая сила – это)…способность формировать чужие предпочтения.

• (Мягкая сила – это)…способность привлекать, а привлекательность часто ведет к уступчивости.

• (Мягкая сила – это)…способность заставлять других хотеть того результата, которого хотите вы, в силу культурной или идеологической притягательности.

• Страна может достигать желаемых для себя результатов в мировой политике, потому что другие страны – восхищаясь ее ценностями, подражая ее примеру, стремясь к ее уровню процветания и открытости – хотят следовать за ней.