Соглашение с дьяволом. Германо-российские взаимоотношения от Первой до Второй мировой войны

А еще через месяц и десять дней в Германии разразилась революция. Это было то, чему Ленин посвятил все свое время, чего он ждал, над чем он работал больше всего. Ленинская «Правда» ликовала заголовком на всю ширину лицевой страницы: «Мировая революция началась!»

Вся ситуация казалось изменилась как по мановению волшебной палочки. Перед осажденными со всех сторон и сражавшимися за свою жизнь русскими большевиками вдруг развернулась совершенно новая перспектива: превращение неестественного союза с германским кайзеровским рейхом в естественный союз с немецкой социалистической республикой.

Фатальная близость между Германией и Россией казалось станет настоящей близостью: посредством немецкой революции, как виделось из Москвы, в одно мгновение все проблемы между Германией и Россией будут гармонично улажены. В действительности это было только началом еще более глубоких, еще более болезненных немецко-русских недоразумений и осложнений.

4. Россия и германская революция

Союз германского кайзеровского рейха с русской революцией был неискренним и неестественным, но в высшей степени действенным. Союз большевистской России с немецкой революцией был совершенно искренним, это было наиболее естественное дело в мире; но он оказался совершенно недейственным.

В 1917 году Германия содействовала русской революции, чтобы нанести России некий вред, и спровоцированная таким образом русская революция победила. В 1918 году — и многие годы после этого — Россия содействовала германской революции, чтобы сделать Германии (и разумеется себе тоже) нечто хорошее. Но немецкая революция не удалась.

Можно сказать, что Ленин с самого начала сквозь русскую революцию все время предвидел немецкую. Чуть ли не самые первые слова, которые он произнес при своем прибытии на Финский вокзал в Петрограде 16-го апреля 1917 года, касались Германии: «Я приветствую вас как авангард мировой революции… В Германии все кипит… Уже недалек тот час, когда по призыву нашего товарища Карла Либкнехта народы обратят свое оружие против своих капиталистических эксплуататоров…» По призыву Либкнехта, вовсе не по его, Ленина, призыву! Столь скромно тогда еще думал Ленин.

Не напрасно умный граф Брокдорф-Рантцау в меморандуме, в котором он набросал план революционизирования России, говорил о «возможном обратном влиянии на наши внутриполитические отношения». Для любого немецкого политика, который ознакомился с миром мыслей русского большевизма, это были неизбежные риски. Брокдорф-Рантцау знал, а его суфлер Хельфанд знал еще лучше, как выглядело дело с точки зрения Ленина: в глазах Ленина русская революция, на поддержку которой легкомысленно пошло кайзеровское немецкое правительство, была лишь пусковым устройством, которое заведет большой мотор германской революции. Лишь из Германии может и должна тогда прийти в движение настоящая мировая революция. Германии отводилась ведущая роль в мировой революции; России же лишь «первичное зажигание».

То, что Ленин вообще отважился сделать в России социалистическую революцию, не дожидаясь Германии, со своей большевистской партией взять власть и ответственность в России, которая совсем не была готова к социализму, в глазах многих из его приверженцев сделало его в апреле 1917 года сумасшедшим («Ленин сошел с ума», — так говорила даже его жена). Ведь для русских марксистов все было совершенно ясно: пролетарская социалистическая революция может произойти лишь в полностью развитой индустриальной стране, где она может сменить капитализм, но не в наполовину или на три четверти феодальной стране, как Россия, которая должна сначала совершить свою буржуазно-капиталистическую революцию. И из всех капиталистических стран Германия, страна Маркса и Энгельса, была страной с самой большой, самой сильной и наилучшим образом организованной социал-демократической партией, явно предназначенной для того, чтобы в великом историческом процессе всемирного перехода от капитализма к социализму принять на себя ведущую роль. Ведь до 1917 года Германия — это нынче почти забыто — в мире социалистического интернационала играла роль, которую после 1917 постепенно перешла на долю России. Немецкая партия была самой большой, самой сильной, самой успешной, а также вообще самой богатой. Её престиж был преобладающим, к ней обращались другие социалистические партии, когда им требовались совет и помощь, при спорах она призывалась в качестве третейского судьи, она задавала тон во Втором Интернационале. Она была единственной социалистической партией в мире, которая, как казалось, стоит у порога власти.

Социалистическая революция в России — если она вообще была возможна, что до последнего момента оспаривало большинство ведущих большевиков — могла таким образом быть лишь чем-то вроде задела, предварительного удара. Если за ней как можно скорее не последует мировая революция, то продержаться долго она не сможет — в этом все тогда были убеждены. А мировая революция для большевиков 1917–1918 гг. означала на практике прежде всегда лишь одно: германскую революцию.