Соглядатай

— Вообще не спала. Всю ночь в голове вертелась одна мысль: «Я стану вице-президентом Соединенных Штатов». Включи радио. Послушаем, что обо мне говорят…

Новости Си-би-эс только начинались: «Ходят настойчивые слухи, что на пресс-конференции, назначенной на сегодняшний вечер, глава государства назовет первую женщину — вице-президента Соединенных Штатов. По мнению осведомленных лиц, этой чести удостоится одна из двух выдающихся политических деятельниц — сенатор Абигайль Дженнингс или сенатор Клер Лоуренс».

«…Только что нам стало известно о трагическом совпадении: миссис Кэтрин Грэни, владелица антикварного магазина в Ричмонде, обнаруженная сегодня утром мертвой, была вдовой пилота, который двадцать семь лет назад погиб в авиакатастрофе вместе с конгрессменом Виллардом Дженнингсом. Абигайль Дженнингс начала свою политическую карьеру после смерти мужа, на чье место была назначена губернатором Виргинии до окончания выборного срока…»

— Тоби!

Он глянул в зеркало заднего обзора. Абигайль побледнела.

— Тоби, какой кошмар!

— М-да, паршиво…

Лицо Абигайль стало жестким:

— Никогда не забуду, как мать Вилларда отправилась к этой женщине и провела с ней немало времени, пока искали самолет. Она даже не соизволила поинтересоваться, что происходит со мной.

— Ну, теперь они снова вместе, Эбби. Смотри-ка, кажется, пробка рассосалась. Доберемся до студии вовремя.

Когда машина въехала на стоянку, Абигайль тихо спросила:

— Что ты делал прошлой ночью, Тоби? Играл в покер или ходил на свидание?

— Я встречался с малышкой из «Стекбургера». А почему ты спрашиваешь? Проверяешь? Может быть, вы хотите поговорить с этой женщиной, сенатор? — Теперь его тон был почти негодующим.

— Нет, конечно нет. В свободное время ты волен сколько угодно развлекаться со своей барменшей. Надеюсь, ты получил удовольствие.

— Получил. Тем более что у меня было не так много свободного времени в последние дни.

— Знаю. Я тебя ужасно загрузила, — заговорила она примирительно. — Просто…

— Просто что, сенатор?

— Ничего… Так, ерунда.

* * *

В восемь часов утра Элеонор повели на проверку на детекторе лжи. Она на удивление хорошо выспалась — особенно если сравнить эту ночь с той, что она провела в тюремной камере одиннадцать лет назад. Тогда Элеонор неожиданно начала кричать. «Вы испытали в ту ночь острый приступ клаустрофобии», — объяснил ей психиатр после нервного срыва. Но теперь она чувствовала себя по-другому: Элеонор охватил удивительный покой от того, что ей не надо больше прятаться и бежать.

Мог ли отец причинить вред тем старикам? Она рылась в памяти, пытаясь отыскать хотя бы один пример, когда ему изменила мягкость и доброта, но не могла припомнить ничего подобного.

— Вот эта дверь. — Надзирательница привела Элеонор в небольшую комнату рядом с блоком тюремных камер. Там уже сидел детектив Барротт и читал газету. Элеонор обрадовалась, что видит именно его — Барротт не считал ее лгуньей. Он поднял на девушку глаза и улыбнулся.

Даже когда вошел другой мужчина, чтобы закрепить на ней провода полиграфа, Элеонор не расплакалась, как в прошлый раз, на допросе после первого ареста. Она спокойно села в кресло и немного смущенно спросила, не возражают ли они, если она будет держать в руках куклу. Они не протестовали, хотя как будто удивились. Вошел мистер Кроули, ее адвокат. Этот чудесный человек отнесся к ней по-отечески. Элеонор пыталась вчера объяснить ему, что не может заплатить больше пятисот долларов, но он велел ей ни о чем не беспокоиться.

— Элеонор, вы все еще можете отказаться от проверки, — предупредил он ее; она ответила, что понимает это.

Сначала следователь, проводивший допрос, задавал простые, даже глупые вопросы о ее возрасте, образовании, любимых блюдах. Потом он перешел к другим вопросам — тем, которые Элеонор ожидала услышать:

— Вы что-нибудь украли?

— Нет.

— Даже в детстве, какую-нибудь мелочь вроде цветного карандаша или кусочка мела?

Когда Элеонор спросили об этом в прошлый раз, она разрыдалась: «Я не воровка, не воровка!» Но сейчас ей было гораздо легче отвечать на вопросы. Она представила себе, что разговаривает с детективом Барроттом, а не с этим безликим бесцеремонным незнакомцем.

— Я ни разу в жизни ничего не украла, — сказала она твердо. — Даже карандаш или кусочек мела. Я не смогла бы взять вещь, которая принадлежит другому.

— А как же флакон духов, который вы взяли в магазине, когда учились в школе?

— Я не крала его! Клянусь вам. Я забыла отдать его продавцу.

— Вы часто пьете? Каждый день?

— О нет. Иногда, бывает, выпью вина, но совсем немного. Меня от него клонит в сон. — Элеонор заметила, что детектив Барротт прячет улыбку.

— Вы взяли семьдесят пять тысяч долларов из офиса сенатора Дженнингс?

В прошлый раз, когда ее спросили об этом, у Элеонор началась истерика. Сейчас же она спокойно ответила:

— Нет, не брала.

— Но вы спрятали пять тысяч долларов в кладовой вашего дома?

— Нет.

— Тогда как, по-вашему, они туда попали?

Вопросы все сыпались и сыпались:

— Вы солгали, когда заявили, что вам звонил Тоби Горгон?

— Нет.

— Вы уверены, что это был действительно он?