Соглядатай

Он застегнул чемоданчик и прошел в глубину зала. Вместо того чтобы пустить его через дверь, находящуюся за стойкой бара, ему указали другой вход, который был в углу, где стоял китайский бильярд.

Закрыв за собой дверь, Матиас оказался в довольно грязной прихожей, свет в которую слабо проникал через небольшую застекленную дверцу, выходившую во внутренний двор – глубокий и темный. Стены вокруг него, когда-то выкрашенные в однообразный охристо-желтый цвет, теперь были грязными, облупившимися, обшарпанными, кое-где потрескавшимися. Деревянный пол и ступени, хотя заметно истертые подошвами и частым мытьем, были черны от въевшейся пыли. По углам громоздились всякие вещи: ящики с пустыми бутылками, большие коробки из гофрированного картона, бак для кипячения белья, выброшенные обломки старой мебели. По всей видимости, они были расставлены в каком-то определенном порядке, а не накапливались там постепенно, по мере того как их выбрасывали. Однако в целом это выглядело не так безобразно, чтобы вызывать отвращение; на самом деле все здесь казалось весьма заурядным: просто полы были не натерты (что, впрочем, не является чем-то из ряда вон выходящим) да стены требовали покраски. А та полнейшая тишина, которая здесь царила, была гораздо менее удручающей – и более оправданной, – нежели напряженное безмолвие, которое то и дело заполняло собой зал кафе.

Направо сворачивал узкий коридор, который вел, вероятно, в подсобные и жилые помещения и далее – на улицу. Кроме того, там были целых две, к тому же ужасно тесные, лестницы, что являлось совершенно непонятным излишеством, поскольку обе находились в одном и том же крыле здания, а не в разных.

Матиас должен был подняться по первой лестнице, которую он увидит перед собой при выходе из зала; обе они в некоторой степени могли удовлетворять такому определению, однако в полной мере ему не соответствовали ни та, ни другая. Постояв в нерешительности несколько секунд, он наконец выбрал дальнюю, потому что другая явно находилась немного в стороне. Он поднялся наверх. Там, как и было обещано, он предстал перед двумя дверями, у одной из которых не оказалось ручки.

Вторая же была не заперта, а только слегка прикрыта. Матиас осторожно постучал, чувствуя, что ее створка вот-вот готова повернуться на петлях, и боясь, что дверь откроется сама.

Он подождал. На площадке было слишком темно, чтобы различить, какой узор изображен на двери: древесные прожилки или пара очков, глаза, кольца или витки веревочки, свернутой в форме восьмерки.

Матиас снова постучал своим широким перстнем. Как он и опасался, дверь раскрылась сама собой. Тут он понял, что за ней находится всего лишь прихожая. Не зная уже, где постучать, подождав еще немного, он вошел внутрь. На сей раз перед ним оказались три двери.

Средняя была распахнута настежь. В открывшейся его взгляду комнате располагалась вовсе не кухня, как обещал хозяин, а просторная спальня, которая поразительно напомнила Матиасу нечто такое, истоков чего он впоследствии так и не сумел установить. В центре комната была пуста, и в глаза сразу бросалась покрывавшая пол черно-белая плитка: белые восьмиугольники размером с тарелку соединялись краями по четыре, так что между ними еще оставалось место для такого же количества маленьких черных квадратов. Матиас вспомнил, что на острове было издавна заведено в самых лучших комнатах дома покрывать полы плиткой, а не досками – правда, обычно это касалось столовой или гостиной, а не спальни. Однако в назначении этой комнаты никак нельзя было усомниться: один из углов занимала просторная низкая кровать, стоявшая вдоль стены противоположной двери. У перпендикулярной стены справа в изголовье кровати на ночном столике стояла лампа. Дальше вдоль стены находились закрытая дверь, затем трельяж, а над ним – овальное зеркало. Обстановка в этом углу дополнялась прикроватным ковриком из натуральной овчины. Чтобы заглянуть вдоль правой стены подальше, пришлось бы просунуть в дверь голову. Вся левая часть также оставалась невидимой из-за полуоткрытой створки двери, ведущей из прихожей, где стоял Матиас.

Плитка на полу была безупречно чистой. Ни единое сомнительное пятнышко не омрачало эти белые, матовые, гладкие и как будто бы совсем новенькие плитки. Все имело опрятный и (несмотря на некоторую странность) почти кокетливый вид, который контрастировал с тем, как выглядели лестница и коридор.