Согрей мое сердце

Холли ничего не могла с собой поделать. Ее затопила волна отчаяния. Это произошло так быстро, что стало ясно: отчаяние никогда ее не покидало, оно просто затаилось. Сейчас оно утаскивало ее в пучину, и спасения от него не было. Как и от зорко следящих за ней умных темных глаз Тео, которые часто видели слишком много. Он словно понимал, что творится у нее в душе.

Холли не знала, тосковала ли она по этой его способности, или это вызывало у нее страх. Сама она так еще и не решила, чего хочет. Только одно было несомненно: она не может жить без этого мужчины, и не важно, что его близость означает душевные муки.

– Ты не понимаешь, – срывающимся голосом начала Холли. – Мой отец был без ума от моей матери. Он любил ее до самозабвения. Она была для него всем. Она бросила его и меня, когда я была совсем маленькой, и вся наша жизнь резко изменилась. Отец был убежден, что когда-нибудь она вернется, он фанатично верил в это. Мать не вернулась. – Она с трудом перевела дыхание. – И все равно он умер с ее именем на устах.

Тео не произнес ни слова. Он стоял и молча слушал, твердый и непреклонный. Холли не стала задаваться вопросом, почему ей все-таки удалось совладать с собой. Почему она вдруг почувствовала себя сильной. Ведь Тео был самой большой ее слабостью. Что бы ни являлось причиной, его молчание помогло ей продолжить.

– Когда я с тобой познакомилась, меня будто засосало в трясину любви, и я думала, что мне понадобятся месяцы, если не годы, чтобы выбраться из нее. – Холли затрясла головой. – Я ничего не понимала. Я осталась одна в целом мире, и вдруг в моей жизни появился ты, а через шесть месяцев мы поженились. Я забыла себя и пришла в ужас, когда мне пришло в голову, что я могу повторить судьбу отца.

– Мне кажется, это могло бы вызвать опасения, если бы я собирался тебя бросить, – заметил Тео.

Холли чутьем понимала, что всего пару дней назад он произнес бы это с жесткостью, рассчитанной на то, что у нее заледенеет кровь. Это сломало бы ее, а он получил бы удовольствие.

Сейчас его голос был спокоен. Почти мягок.

Она сглотнула:

– Расставаться для людей – это нормально, Тео.

– Вот, значит, что это было? Направленная попытка предотвратить боль, причинив ее первой? До того как история так или иначе повторится?

Холли было бы легче, если бы он говорил со злостью или с отзвуком боли. Но в его голосе звучало лишь любопытство.

– Я не знаю, – прошептала она. – У меня в голове засела единственная мысль. Я должна была убежать от тебя до того, как от моего «я» ничего не останется.

В его глазах сверкнуло пламя, но Тео не шелохнулся. Его лицо оставалось спокойным, и Холли спросила себя: какой ценой ему это дается?

– Тео, – продолжала она, не в силах остановить поток слов. Не в состоянии подумать о том, чем все это может закончиться. – Мне так жаль. Могу я хотя бы надеяться, что ты меня понял?

Тео обхватил ладонями ее лицо. Таким Холли его еще не видела. Словно броня, в которую он был закован, дала трещину, обнажая истинные чувства.

– Да, мне тоже жаль, – хрипло проговорил он, заставив ее сердце перевернуться.

– Что я оставила тебя?

– И это тоже, да. – Его лицо исказилось от боли, которая эхом отозвалась в Холли. – А еще, что я избрал такой детский способ тебе отплатить. Разве это к чему-то привело? Я думал, что ты нарушила свою клятву, и счел это основанием для нарушения своей.

– Тео…

Но пламя, полыхнувшее в его глазах, заставило ее умолкнуть.

– Когда я обещал тебе «навсегда», Холли, именно это я и имел в виду, – глухо произнес Тео. – Пожалуйста, верь мне! Это правда.

Не дожидаясь ее ответа, он нагнул голову и наконец – неужели это случилось?! – прижался губами к ее губам.

Он целовал Холли так, словно ни на секунду не переставал ее любить. Словно пил с ее губ божественный, бесценный нектар. Сжимая ладонями лицо женщины, Тео целовал ее так, словно приносил ей новую клятву. Извинялся и шептал молитву.

Все сначала!

Прошлое перестало иметь значение и больше не могло причинить им боль. Оно отпустило их, и впереди снова засверкало будущее.

После всего, что было, Тео ей снова доверял.

Холли обмякла в его руках, возвращая поцелуи, вкладывая в них всю свою любовь, боль и надежду, и впервые за долгие четыре года она позволила себе надеяться, что в конечном итоге у них все будет хорошо.

✽ ✽ ✽

– Так как? – воинственно осведомился Деметриус Цукатос по телефону. Такой интонации даже Тео никогда не слышал. Что не сулило ничего хорошего. – Ты уже утряс свои семейные неурядицы? Или очередная порция газетной чепухи вызовет у меня изжогу?

Тео стоял на балконе номера для новобрачных в «Чатсфилде», глядя, как солнце опускается за горизонт, озаряя небо буйством красок, и уговаривал себя сохранять спокойствие. Насколько это возможно в разговоре с его отцом.