Согретые солнцем

Любовь Валентиновна вышла в сад, села на удобную скамью со спинкой, подставила лицо теплому ветерку, и он ласкал ее волосы, путался в слегка вьющихся седеющих прядях, успокаивал и убаюкивал. Пригревшись на солнце, женщина прикрыла глаза и наслаждалась, вдыхая пряный аромат спелых яблок в саду и дынь, которые важно разлеглись под забором, тоже с удовольствием подставив солнечным лучам свои бока – желтые, с мелкими трещинками-морщинками.

Благодатная погода позволила фермерам собрать неплохой урожай пшеницы, на славу уродилась сахарная свекла, не тяготил уже кредит, который удалось погасить досрочно, и радовала приличная сумма на счету, отложенная на учебу дочерей.

Все складывалось благополучно, кроме того, что сестры не ладили между собой. Любовь Валентиновна раньше списывала их неприязнь друг к другу на трудный переходный возраст, но с каждым днем ссоры случались все чаще. Женщина тяжело вздохнула, подумав о том, что даже в святой праздник Спаса девчонки с самого утра успели поссориться. И была бы для этого веская причина! Но Геля стала донимать Злату за то, что та якобы обувала ее босоножки.

В свою очередь Злата вспомнила, что Геля брала у нее без разрешения кофточку, а босоножки, скорее всего, надевала Рома. Она вполне могла сунуть ноги в босоножки Гели, когда шла во двор к своей Боне. Романия тоже за словом в карман не полезла и стала огрызаться. Дошло до того, что они все трое кричали, не слыша друг друга, размахивали обувью и кофтами и в конце концов вцепились друг другу в волосы.

– Перестаньте! – воскликнула Любовь Валентиновна, увидев драку, и бросила в дочерей мокрое полотенце, которое несла во двор. – Хотя бы сегодня Бога не гневили! Бессовестные вы! У меня слов нет!

Сестры, надувшись, молча разошлись по своим комнатам.

«Надо поговорить с мужем, – подумала женщина. – Так дальше продолжаться не может».

Ее настроение ухудшилось при мысли о ссорах дочерей. Любовь Валентиновна открыла глаза и засмотрелась на белокрылую бабочку, кружившую над цветком гвоздики. Она подлетала ближе к цветку, намереваясь сесть на него, но, наверное, резкий запах ее отпугивал. Женщина услышала позади приближающиеся шаги. Кто-то шел к ней – об этом говорил легкий шорох уже опавших сухих листьев под ногами человека. Она догадалась, что это муж. Павел Тихонович молча подошел к ней, тяжело опустился рядом с женой, обнял ее за плечи.

– О чем задумалась, родная? – нежно спросил он.

Любовь Валентиновна приятно удивилась такому проявлению нежности. В последние годы их с головой поглотила рутина работы и выживания, и на хорошие и теплые слова друг другу не хватало времени и сил.

– Мой дорогой муж, – в тон ему произнесла она, – я думаю о том, что мы быстро стареем, забывая говорить друг другу, что любим, как прежде, и с каждым днем взросления наших дочерей мы приближаемся к своей конечной точке.

– Ну что ты, Любонька?! Нам рано об этом думать, нужно еще девочек на ноги поставить!

– Знаю-знаю! – нараспев произнесла она. – А вот что с ними делать, чтобы прекратились эти скандалы, этого я не знаю. Казалось бы, мы поступаем правильно: не балуем их, как решили много лет назад, работают все на равных и поощрения получают в зависимости от выполненных работ.

– Все правильно! Сколько заработал – столько и получил! Дух соревнования ведет к лучшим результатам – это доказано не мною.

– Но почему тогда они все время скандалят?

– Не знаю, – пожал плечами Павел Тихонович. Он задумался, но ответ не приходил в голову. – Может быть, мы не правы в чем-то?

– В чем именно?

– Хотелось бы и мне знать, – вздохнул он. – Если логически рассуждать, то дочери ссорятся между собой из-за того, что мы что-то в их воспитании упустили. Согласна со мной?

– Да согласна я! Но неужели они не чувствуют родную кровь? Мы даже Романии никаких поблажек не даем, хотя ей намного труднее, чем Злате и Геле.

– И не надо давать. И так скандал за скандалом! Может быть, ввести систему штрафов за ссоры?

– И где они будут брать деньги на эти штрафы?

– Мы же им отдаем заработанное.

– А они сразу же тратят, – заметила Любовь Валентиновна, – двое – на одежду, а третья – на собаку.

– Ты права, как всегда, – сказал он и пообещал: – Но с девочками я сегодня сам поговорю.

За ужином в тот же день Павел Тихонович обратился к дочерям:

– Мои хорошие, мои красавицы! Скажите-ка мне, почему вы не можете мирно жить?

Дочери положили вилки на стол и внимательно посмотрели на отца. Они почувствовали, что разговор будет неприятный, и замерли в ожидании.

– Вы не любите друг друга? – Отец посмотрел в глаза каждой из них. – Неужели вы не чувствуете родства? Вы, как никто другой, должны жить дружно, поддерживать друг друга во всем, а вы? Не думали ли вы, мои сладкие, что мы с мамой не вечны, что вы – поздние дети и когда-нибудь останетесь в этом мире без родителей? И тогда не от кого будет ждать поддержки и помощи. Только вы сами сможете стать опорой друг для друга.

– Рано об этом говорить, – заметила Злата.