Союз еврейских полисменов

– В определенной степени, – уточняет Берко. – В определенном контексте. Я думаю, что эта корова – рыжая телица.

– Да иди ты, – говорит Ландсман. – Рыжая телица.

– Небось еврейские штучки, – отзывается Дик.

– Когда Иерусалимский Храм будет отстроен, – говорит Берко, – и придет время для традиционного обряда искупительной жертвы, как говорит Писание, нужно будет добыть корову особой породы. Рыжую телицу без порока.[58] Чистую. Думаю, что это большая редкость – непорочные рыжие телицы. Кажется, таких было всего девять с начала истории. Найти такую было бы ужасно круто. Все равно что найти цветок клевера с пятью лепестками.

– Когда Храм будет отстроен, – говорит Ландсман, думая о дантисте Бухбиндере и его безумном музее.

– Это после прихода Мессии?

– Некоторые люди говорят, – медленно произносит Берко, начиная понимать то же, что начинает понимать Ландсман, – что Мошиах будет медлить, пока Храм не отстроят. Пока не восстановят жертвенный алтарь. Кровавые приношения, жречество, все эти песни и пляски.

– Так что, если при вас рыжая телка, например? И все инструменты готовы, так? Все эти уморительные шляпы и все такое. И если… мм… отстроить Храм… можно заставить Мессию прийти поскорее?

– Не то чтобы я был сильно религиозен, видит бог, – встревает Дик. – Но я вынужден напомнить, что Мессия уже приходил и вы, недоноски, убили этого придурка.

Они слышат голос человека в отдалении, усиленный громкоговорителем; человек говорит со странным акцентом евреев пустыни. Сердце Ландсмана переворачивается от этого звука, и он делает шаг к грузовику.

– Давайте уносить ноги, – говорит он. – Я пообщался с этими ребятами, и у меня сложилось стойкое впечатление, что они не самые приятные люди.

Когда они благополучно забираются в машину, Дик заводит мотор, но не включает скорость, держа ногу на тормозе. Они сидят и наполняют кабину сигаретным дымом. Ландсман стрельнул одну из черных сигарет Дика и должен признать, что это прекрасный экземпляр табачного искусства.

– Я сейчас кое-что скажу, Вилли, – говорит Ландсман, выкурив «Нат Шерман» до половины. – И будь так добр, попробуй это опровергнуть.

– Приложу все усилия.

– По пути сюда ты намекнул на определенный избыток… мм… запаха исходящего из этого места.

– Намекнул.

– Запаха денег, сказал ты.

– За этими ковбоями стоят большие деньги, без всякого сомнения.

– Но с первой минуты, как я услышал об этом месте, что-то меня беспокоило. Теперь, полагаю, я видел почти все, что у них тут есть, от таблички на гидропланном причале до этих вот коров. И я беспокоюсь еще больше.

– Отчего бы это?

– Видишь ли, мне дела нет, сколько денег они разбрасывают. Я уверен, что член вашего Племенного совета постоянно берет взятки у евреев. Бизнес есть бизнес, доллар есть доллар и так далее. Кто знает – говорят, что поток нелегальных вложений, текущий через границу, есть лучший способ укрепить мир, дружбу и взаимопонимание между евреями и индейцами.

– Какая прелесть.

– Очевидно, эти евреи, что бы они здесь ни делали, не намерены делиться новостями с другими евреями. А округ подобен дому, где битком людей и не хватает спален. Все про всех всё знают. В Ситке ни у кого нет секретов, это просто большой штетл. А если у тебя есть секрет, имеет смысл спрятать его здесь.

– Но?..

– Но запах или не запах, бизнес или не бизнес, секрет или не секрет, извини меня, но абсолютно немыслимо, чтобы тлинкиты позволили куче евреев прийти сюда, в сердце Индейской Страны, и все это построить. И меня не интересует, сколько еврейских монет тут крутится.

– Ты говоришь, что даже мы, индейцы, не настолько трусливы и унижены, чтобы отдать злейшему врагу такую точку опоры?

– Я говорю: допустим, мы, евреи, самые гадкие в мире жулики. Мы управляем миром из наших тайных штабов на темной стороне Луны. Но даже у нас есть какие-то пределы. Так лучше изложено?

– Не стану оспаривать этот довод.

– Индейцы никогда не разрешили бы это, если бы не ожидали получить огромное отступное. Действительно огромное. Размером, скажем, с округ.

– Скажем, – отзывается Дик напряженным голосом.

– Я полагаю, что американский интерес во всем этом деле, какой бы канал ни был задействован, заключался в том, чтобы уничтожить документы о гибели Наоми. Но ни один еврей никогда не сможет гарантировать такое отступное.

– «Свитер с пингвинами», – говорит Берко. – Он проследит, чтобы индейцы получили в свое управление округ, когда мы уйдем. И за это индейцы помогли вербовским и их друзьям устроить здесь молочную ферму.

– Но что «Свитер с пингвинами» с этого получит? – задается вопросом Ландсман. – Какая выгода для Соединенных Штатов?

– Тут ты прибыл в место великого мрака, брат Ландсман, – говорит Дик, трогая грузовик с места. – И туда, боюсь, ты должен войти без Вилли Дика.

– Не хочу этого говорить, кузен, – обращается Ландсман к Берко, положив ему руку на плечо, – но я думаю, что мы должны отправиться на Место Побоища.

– Мать твою налево, чтоб ему пропасть! – ругается по-американски Берко.

35