Ландсман изучает бланк, в котором подтверждается намерение пилота Наоми Ландсман лететь на своем «пайпер-суперкабе» из Перил-Стрейта[43]
, Аляска, в Якоби, округ Ситка, с одним пассажиром на борту. Бланк выглядит как компьютерная распечатка, пробелы в нем аккуратно заполнены шрифтом «таймс-роман», двенадцатый кегль.– Выходит, она сообщила это по телефону? – Ландсман сверяется с отметкой времени. – Тем утром в пять тридцать.
– Она использовала автоматическую систему, да. Многие так делают.
– Перил-Стрейт – это где? Около Тенаки, да?
– Южнее.
– То есть лететь оттуда сюда часа где-нибудь два?
– Примерно.
– Полагаю, она была настроена оптимистически, – говорит Ландсман. – Указала предположительное время прибытия – четверть седьмого. Через сорок пять минут после того, как заполнила это.
Спиро, с его складом ума, не может пройти мимо аномалии; подобные вещи одновременно и притягивают его, и отталкивают. Он берет папку у Ландсмана и пролистывает кипу документов, которые собрал и скопировал после того, как согласился, чтобы Ландсман угостил его стейком.
– Она и в самом деле прилетела в четверть седьмого, – говорит он. – Это отмечено вот прямо здесь, в журнале АССОП[44]
. Шесть семнадцать.– Итак, давайте-ка уточним. Либо она проскочила двухчасовой перелет из Перил-Стрейта в Якоби меньше чем за сорок пять минут, – говорит Ландсман, – либо летела куда-то еще, а уже в пути решила сесть в Якоби и передала новый полетный план.
Приносят стейки. Официантка забирает номерок на штырьке и оставляет вместо него толстые кусманы канадской говядины. Они приятно пахнут и приятны на вид. Спиро на них даже не смотрит. Забыл и о выпивке. Он перелопачивает кипу бумажек:
– О’кей, вот предыдущий день. Она летела из Ситки в Перил-Стрейт с тремя пассажирами. Взлетела в четыре и закрыла полетный план в шесть тридцать. О’кей, значит, когда они сели, было уже темно. Она планировала остаться на ночь. Потом, на следующее утро… – Спиро замолкает. – Ах вот оно…
– Что?
– Вот оно что! Думаю, это ее первоначальный полетный план. Похоже, что на следующее утро она планировала вернуться в Ситку. Первоначально. Не лететь сюда, в Якоби.
– И сколько у нее было пассажиров?
– Ни одного.
– А потом, пролетев немного, якобы в сторону Ситки и в одиночестве, но на самом деле с неким таинственным пассажиром на борту, она внезапно меняет направление и летит в Якоби.
– Похоже на то.
– Перил-Стрейт. А что там, в Перил-Стрейте? – спрашивает Ландсман.
– Да то же, что и повсюду. Лоси, медведи. Олени. Рыба. Все, что еврею угодно убить.
– Не думаю, – говорит Ландсман. – Не думаю, что они на рыбалку отправились.
Спиро хмурится, затем встает и направляется к стойке бара.
Он подсаживается к американскому летчику, и они о чем-то беседуют. У пилота опасливый вид, наверное, это вообще свойство его характера. Но он кивает и идет следом за Спиро к кабинке.
– Рокки Китка, – знакомит их Спиро, – детектив Ландсман.
Затем Спиро усаживается и принимается за стейк. На Китке черные кожаные штаны и такой же жилет, надетый прямо на голое тело, от кистей до шеи и далее до пояса штанов покрытое татуировками в индейском стиле. Зубастые киты, бобры, а вдоль левого бицепса – змея или угорь с хитрым выражением на морде.
– Вы летчик? – спрашивает Ландсман.
– Нет, я полицейский. – Китка с трогательной искренностью смеется над собственной остротой.
– Перил-Стрейт – вы бывали там?
Китка трясет головой, но Ландсман мгновенно перестает ему верить.
– Знаете что-нибудь о нем?
– Только как он выглядит с неба.
– Китка. Индейское имя.
– Отец у меня тлинкит. А мать – шотландско-ирландских, шведских и немецких кровей. Всего понамешано, кроме еврейской крови.
– Много индейцев в Перил-Стрейте?
– Да сплошь, – выпаливает Китка с простоватым апломбом, потом, вспомнив свое уверение, что ничего не знает о Перил-Стрейте, отводит взгляд от Ландсмана и жадно вперяется в стейк. Вид у Китки голодный.
– И ни одного белого?
– Один-два, может, и ныкаются по бухтам.
– А евреи?
Взгляд Китки тяжелеет, становится непроницаемым.
– Я уже говорил, что только мимо пролетал.
– Я провожу небольшое расследование, – поясняет Ландсман. – По всей видимости, там может оказаться нечто интересующее евреев из Ситки.
– Там повсюду Аляска, – говорит Китка. – Еврейский коп, при всем уважении, может хоть день-деньской задавать свои вопросы, но никто не обязан ему отвечать.
Ландсман придвигается к нему.
– Давай, дорогуша, – говорит он на идише. – Хватит на него смотреть. Он твой. Я к нему не прикасался.
– Вы не будете его есть?
– У меня нет аппетита, сам не знаю почему.
– Это же «Нью-Йорк», да? Люблю «Нью-Йорк».
Китка усаживается, и Ландсман пододвигает к нему тарелку. Он потягивает кофе и наблюдает, как двое мужчин истребляют свой ужин. Доев, Китка значительно веселеет. Вид у него уже не такой настороженный, не такой испуганный и нервный.